Без пистолета, без имени
Шрифт:
Вокруг было темно и прохладно. Узкая улочка обладала всеми атрибутами чёрного хода: мусорные баки, тусклые лампочки освещения, короткая бетонная лесенка, егоза, намотанная на верх забора из сетки-рабицы, отгораживающей один край улочки, превращая её в тупик. Да высокая непроницаемая стена дома напротив без окон и наглухо заваренной дверью. Здесь было по-ночному очень тихо и каждый шорох звучал очень громко.
— Жутковато тут, — заметила Коммунистова по-английски. Вампиры молча сели на свои мотоциклы, стоявшие подле лестницы.
— Залазь, — Чжэнг Вон кивнул на место позади себя, поворачивая
— Пригнись, дура! — заорал ей Ухэнь Чжи, прыгая в сторону от своего мотоцикла и на ходу выхватывая из наплечной кобуры автоматический пистолет-пулемёт системы Ингрэм. Упав за баки с мусором, он мгновенно направил своё оружие в ту сторону, откуда стреляли, но на нём уже зажглись красные огоньки лазерных корректировщиков огня: один на лбу, второй — на груди. Два сухих хлопка отбросили его навзничь. Ингрем, вылетев из его рук, ударился о стену и упал рядом. Настя присела на корточки, вглядываясь в темноту. Бежать было, похоже, бесполезно. Два вампира лежали убитые, в клуб было не вернуться — она была в десяти метрах от двери и явно на мушке невидимых стрелков. Осторожно сняв с плеча плюшевого медвежонка, она прижала его к своей груди. По лицу потекли слёзы, уничтожая хорошо уложенную косметику. Моргнув, она заметила движение в темноте дальнего конца улицы — к ней кто-то приближался.
— Молчи только. Всеми Богами заклинаю: молчи, — сквозь слёзы шептала она медвежонку. — Ты сильный, я знаю. Но их много и они большие. Молчи, прошу тебя, молчи! Только молчи, Славочка…
— Молишься? — перед Настей, сидящей прямо на влажном асфальте сжав колени и раскинув ступни в стороны, вырос молодой мужчина в чёрных брюках и рубашке с закатанными рукавами. Огромные кожаные ботинки с кованной подошвой едва не касались ног Коммунистовой. Прижав к себе медвежонка, Настя подняла заплаканное лицо вверх.
— Молись, девочка. Но не бойся, нас всего двое. Тебе понравится…, — наклонившись, он взял её за запястье и дёрнул вверх. Слава выпал из её рук, плюхнувшись в неглубокую лужу.
— Не надо, прошу вас…
— Не говори «не надо», пока не попробуешь, девочка, — на плечо легла ещё одна рука — кто-то подошёл сзади.
Настю нашли под утро на газоне перед домом. Вытолкнутая с заднего сидения седана, который тут же умчал, Коммунистова лежала на влажной от росы траве в полуобморочном состоянии шока. С диким визгом Ишика вылетела из дома и, обогнав дядю, спешившего девочке на помощь, упала перед подругой на колени.
— Настя…
— Ишика… Теперь она лежала на полу в гостиной на одеяле поверх циновок, а дядя Шань зашивал ей длинный порез на спине, тянущийся от ключицы по лопатке вниз практически
— Это моя вина, — со щеки Ишики слетела капля и упала в таз с водой.
— В том нет ничьей вины, — ответил дядя Шань после краткой паузы, аккуратно делая стежок за стежком по спине Насти.
— Просто есть скоты…
— Называть людей животными не стоит. Никакой скот не похож на человека. Людская жестокость им несвойственна.
— Но…, — хотела возразить Ишикава, но тут подала голос Настя:
— Один из них сказал: «Если к тебе относятся без ласки, значит ты её не заслужила»… Дядя Шань замер и встретился взглядом с Ишикавой.
— Ммм? — растерянно протянула Ишика, переводя взгляд с дяди на подружку и обратно.
— Есть мысли людей. Часть этих мыслей зовётся мудростью. Но эти мысли есть мудрость лишь тогда, когда человек осмысляет их. Но каждый человек осмысляет по-своему каждую мысль, исходя из своих жизненных позиций. Злые люди, как и добрые, не существуют. Это условное деление, — дядя Шань подумал и продолжил свой рассказ:
— Просто одну и ту же мысль, мудрость часть людей понимает так, а часть – иначе, порою в обратном смысле от того, что закладывался в мудрость. Кто из этих двух групп людей понял мудрость правильно — узнать невозможно, ибо все мы люди и можем ошибаться. И потому вроде бы человек оперирует хорошей мудростью, но мудрость эта имеет извращённый смысл, не совпадающим с пониманием окружающих. Не слушай никогда тех людей, чья мудрость идёт вразрез с твоей, что имеет извращённое для тебя понимание. Забудь те слова, что были сказаны чужими тебе людьми, которые причиняли тебе боль. Не ищи в тех словах мудрости и смысла для себя. Ты не найдёшь их, а лишь бессмысленно потеряешь время и искалечишь себе жизнь…
— Но дядя… ей и так уже жизнь искалечили…, — возразила Ишика.
— Никто не искалечит тебе жизнь кроме тебя, — покачал головой дядя Шань. — У тебя могут отнять невинность, но никто не сможет насиловать твои мысли, если ты сама того не захочешь. Если ты сильна, никто не тронет твою душу. А тело страдает постоянно в этом мире, даря боль душе и разуму. Будда учит нас не иметь привязанностей к миру реальных вещей, равно как и к собственному телу — лишь тогда душа не будет знать боли и страданий.
— Ей сейчас слова не помогут…, — вздохнула Ишика, со слезами глядя на Настю.
— Слова сейчас — единственное возможное лекарство для её раненой души, Ишика. Думаю, только ты понимаешь из нас двоих, как ей сейчас плохо. Если она сильная, с твоей помощью она станет ещё сильнее. Если слабая…
— Но…
— …но она сильная, — закончил свою мысль дядя Шань, обрезая нитку на полностью зашитой ране. — Настя, сядь пожалуйста — мне нужно зашить тебе губу.