Без покаяния. Книга вторая
Шрифт:
— Моник живет теперь в Нью-Йорке или еще здесь?
— Последние несколько недель, насколько я знаю, провела где-то в Виргинии. Какая-то антиалкогольная программа… Говорит, что жизнь ее полностью переменилась. Она и Фэрренс, оба.
— Ну, это добрые вести, — сказала Эвелин, — не правда ли?
— Добрая для Моник. А для меня не очень. Наши адвокаты вели переговоры. Теперь она заявляет, что сама хочет воспитывать дочь, и дело повисло в воздухе.
— О, дорогой мой, — сочувственно сказала Эвелин.
Бритт слушала их
— Фэрренс это тот малый из Индии, не так ли? — спросил Энтони. — Тот, с кем она там имела дело? — Элиот кивнул. — У них серьезно? Они что, хотят пожениться?
— Не знаю, — ответил Элиот. — Но меня не удивил бы подобный исход дела. Уж одно то, что они вместе проходили эту программу… Очевидно, решили как-то стабилизировать свою жизнь. Если он поможет ей — да и себе — выбраться, я первый порадуюсь за них. Не знаю только, как мы будем решать наши разногласия.
Бритт обменялась с ним взглядом и подумала: они оба страдают за свой совместный грех. А если бы он еще и знал о том, что она беременна от него?..
— Я всегда считал эти антиалкогольные программы пустой и бесполезной болтовней, — сказал Энтони. — Впрочем, надеюсь, что Моник действительно бросит пить. Но насколько это переменит ее характер, вот вопрос. Люди при любых обстоятельствах остаются тем, что они есть.
Слова мужа потрясли Бритт до глубины души. Она ведь не лучше Моник. Вся и разница между ними в том, что та действовала открыто, а она — исподтишка, как змея, пригревшаяся на груди у собственного мужа. Ложь и притворство. Моник хоть не притворялась, оставалась сама собой, Бритт ощутила новый приступ душевной боли. Неужели она обречена на эту пытку до окончания дней? Как ей жить с таким грузом на душе?
Когда Одри убрала со стола, Энтони повел всех к рождественской елке посмотреть, нет ли там подарков для Дженифер. Десерт может и подождать.
Бритт старалась держаться от Элиота как можно дальше. Она была сейчас так же напряжена, как и в те минуты, когда он появился в их доме в день выборов. И все же его присутствие оказывало на нее весьма сложное воздействие. Неделями она старалась отдалиться от него эмоционально. Но стоило ей увидеть его, как она начала вспоминать того мужчину, которому отдавалась с такой страстью, мужчину, который говорил о своей непреходящей любви. Она попыталась не думать о нем, переключить все свое внимание на Энтони, на гостей. Но Элиот был здесь, в нескольких шагах, и напряжение ее усиливалось от сознания, что они могут никогда больше не увидеться…
Заметив, что из коридора заглянула Одри, она ухватилась за это как за спасение, покинула гостиную и ушла с экономкой на кухню.
— Когда подавать десерт, миссис Мэтленд, прямо сейчас?
— Нет, Одри, думаю, чуть позже. Но вы можете не ждать. Я и сама прекрасно со всем справлюсь. Идите домой.
— Вы уверены, мэм, что управитесь? Если хотите, я задержусь. Дома меня все равно никто не ждет, племянник объявится только завтра.
— У вас был тяжелый день. Пора отдохнуть, Одри.
Когда экономка надела пальто и взяла свою сумку, Бритт поздравила ее с Рождеством и вручила от себя и Энтони конверт.
— Спасибо, мэм, вы ужасно какая добрая. И Бог даст вам за это счастье.
Они обнялись, и Одри, попрощавшись со всеми, ушла, сказав, что еще поспеет на автобус. Бритт осталась на кухне. Когда вода для кофе уже закипела, дверь в кухню кто-то открыл. Она обернулась. Это был Элиот. Его внезапное появление заставило ее замереть. Она перевела дыхание, чтобы сказать хоть что-нибудь, но слова не шли с ее уст.
— Пока все развлекают Дженифер и забавляются с ней, я решил с вами поговорить.
— Элиот, нам нечего сказать друг другу.
— Сказать есть что, и немало, Бритт. Но я понимаю, сейчас не время и не место. Мы можем встретиться на этой неделе за ланчем?
Этого вопроса она боялась больше всего. Уж одних взглядов, которые он бросал на нее весь вечер, хватило ей сполна. Теперь он появился здесь, на кухне. Но встретиться с ним где-то вновь!..
— Нет, — ответила она, качая головой. — Нет!
— Мне необходимо поговорить с вами.
— Если о нас с вами, — сказала она, понизив голос, — то тут не о чем говорить! Я поклялась Всевышнему, что не стану говорить с вами. Я даже видеть вас не хотела, только ради Энтони вытерпела сегодняшний вечер. Пожалуйста, не просите меня ни о чем! — Он пристально смотрел на нее. — Прошу вас, — добавила она еле слышно, — оставьте меня…
Несколько минут, показавшихся ей вечностью, он стоял недвижно и молчал. Наконец повернулся и направился к двери. Но там, у дверей, остановился и, опершись рукой о дверную раму, сказал:
— Я не хотел причинить вам боль, Бритт. Но я все еще не верю, что это то, чего вы хотите. — С тем и покинул кухню.
Бритт присела за стол, ослабев от пережитой тревоги. Сердце неистово билось, руки дрожали. Она не знала, что делать со своей жизнью. Из глаз ее хлынули слезы.
ЧЕВИ-ЧЕЙЗ, ШТАТ МЭРИЛЕНД
10 января 1989 года
Холодный ветер задувал с севера, сквозняками проникая через окна в спальню. Ближе в полуночи Бритт проснулась и вот уже час лежала без сна, терзаемая все теми же страхами и угрызениями совести. Особенно ее мучило, что всякий раз, стоило ей подумать о ребенке, которого она вынашивает, как в сознании ее неминуемо появляется Элиот.