Без покаяния. Книга вторая
Шрифт:
Элиот потряс головой.
— Боже, Фэрренс! Да вы просто змея подколодная. Вы ничуть не лучше моей бывшей супруги!
Фэрренс слегка улыбнулся.
— Я, Элиот, сквозь пальцы смотрю на личные нападки. Но вам никуда не деться от необходимости обдумать все услышанное. Вы не можете не считаться с тем фактом, что Моник решила создать для Дженифер счастливую семейную жизнь. Вы правы, еще несколько месяцев назад она не справилась бы с этим. Но теперь, хотите вы или нет, мы изменились.
— Мои поздравления!
Лицо Фэрренса исказилось от раздражения.
— Вы не хотите признавать очевидных вещей, мистер Брюстер, не хотите понять, что мы решили идти до конца. Что ж, своим упорством вы — именно вы! — действительно в конце концов принудите нас к тому, в результате чего имя миссис Мэтленд и ваши с ней отношения станут достоянием гласности со всеми вытекающими отсюда последствиями.
— Не смешите меня!
Элиот пытался держаться как можно более независимо, хотя в глубине души уже начал допускать мысль, что этой парочке удастся одолеть его. Он слишком долго не мог поверить, что Моник способна на такую подлость. Но он ошибался. Она действительно выкрутила ему руки.
— Подобные действия хоть и дозволены законом, но, конечно, не лучший выход из положения и не лучшее средство борьбы за опекунство над ребенком. Однако вы сами нас вынуждаете… И напрасно. — Фэрренс говорил очень спокойно. — Публичное сражение за Дженифер принесет миссис Мэтленд немало огорчений, чтобы не сказать больше. Я уж не говорю о ее муже…
— Вы просто скотина, Фэрренс, — не сдержавшись, процедил сквозь зубы Элиот.
— Бедняжка Энтони единственный, кого мне действительно жалко, — сказала Моник. — Воображаю, каково это — радоваться будущему младенцу и вдруг узнать, что он не от тебя, а от твоего пасынка.
Элиоту жутко захотелось оскорбить ее, ударить. С величайшим трудом ему удалось сдержаться. Он лишь сказал:
— Ты, я вижу, действительно ни перед чем не остановишься.
— Удивляюсь, Элиот, что это только сейчас до тебя дошло. А кстати, чего это ты так взбесился? Ты что, может, и сам не знаешь, кто папаша ребеночка — ты или твой отчим? — Моник вся дрожала от ярости.
— И после всего этого ты ожидаешь, что я отдам тебе дочь?
— Мы дадим вам немного подумать, — холодно закончил Фэрренс. — Едва ли имеет смысл продолжать этот разговор сейчас, поскольку ожидать, что вы примете решение сразу же, было бы нелепо. Обдумайте все, Элиот. Поговорите с миссис Мэтленд, если это вам поможет.
— У меня больше нет никаких отношений с Бритт, — сказал Элиот. — Я думаю, я сам со всем справлюсь.
— В таком случае еще раз все обсудите со своим адвокатом. Но ни на минуту не забывайте о том, что наше решение неизменно. И скажите спасибо, что мы не действуем исподтишка, а пришли и откровенно предупредили вас обо всем, что намерены сделать в случае вашего
Этими словами Фэрренс как бы поставил точку. Но потом как истинный дипломат решил все же подсластить пилюлю:
— Да, и вот еще что. У нас нет намерений полностью лишать вас Дженифер. Моник хочет сама воспитывать дочь, но, как сама она уже сказала, за вами остаются все права на посещение. Хотелось бы надеяться, что вы поймете наконец, что это не только в ваших интересах, но и в интересах ребенка. У вас всегда будет возможность прийти и своими глазами увидеть, в каких условиях живет Дженифер.
Элиот смотрел на свои руки, ему нечего было возразить на сказанное Фэрренсом. Для суда, во всяком случае, все это может оказаться достаточно убедительными аргументами.
— Я хочу забрать Дженифер сегодня же и чтобы всю эту неделю она была у меня, — вступила в разговор Моник. — Ты можешь в любое время навестить нас и посмотреть, достаточно ли чистые у Дженифер простынки, как она у меня питается и все ли необходимое у нее есть. Ведь должен же ты знать, в надежные ли руки отдаешь ребенка. Мне неприятно лишний раз огорчать тебя, но я вынуждена так поступить. Итак, я беру ее на неделю. А ты можешь приходить в любое время суток.
— Твое великодушие меня восхищает, — не без сарказма ответил Элиот.
Моник улыбнулась.
— Я бы никогда не стала так с тобой церемониться, приятель, но ты, увы, подал мне прекрасный пример великодушия. И потом, поверь мне, это не я причиняю тебе такие огорчения, а ты сам устроил их себе. В следующий раз, когда будешь с кем-нибудь трахаться, занавешивай окна!
Подумав, Элиот решил, что сейчас его бывшая жена сказала самую мудрую вещь из всего, что он от нее слышал.
— Моник, ты воистину становишься образцом добродетели. Одного только не пойму, где все это в тебе таилось во время нашего брака?
— Было, было. Просто ты вообще никогда не понимал ни меня, ни того, в чем я нуждаюсь.
— Если я такой тупой, Моник, объясни мне хотя бы теперь. В чем же ты нуждалась?
— В обретении жизни, Элиот. В обретении жизни.
Часть V
ВАШИНГТОН, ОКРУГ КОЛУМБИЯ
8 апреля 1989 года
По иронии судьбы, Эвелин Мэтленд похоронила мужа 14 января — именно в тот день, который он назначил для сообщения в прессе об их предстоящем разводе. Но, думая о Харрисоне, она чаще вспоминала другой день. Тогда Харрисон впервые сообщил ей, что ее оставляет. Он упаковывал вещи, а она сидела в холле, на стуле возле лестницы. Потом, когда он ушел к Мэджин, Эвелин долго плакала там, так и не встав с этого проклятого стула, затем поднялась наверх и увидела все те обломки, что остались ей от рухнувшего брака.