Без Предела
Шрифт:
— Да тут и придумывать было нечего, надо было только вспомнить на что мы вдвоем способны. Хорошо, хорошо. Убедил. Мне же тоже не безразлична жизнь Пелли. Обещаю думать. Сильно.
— Ну, тогда я пойду… — Нэрнис отправился к себе такой нетвердой походкой, как будто только что поучаствовал в тайном совете на четверых: он, Правители и багрянка.
Даэрос стоял, уставившись на закрытую дверь. Он, конечно, уже давно был о себе высокого мнения, но не настолько, чтобы родить две потрясающие идеи за вечер. Хотя, вторая еще требовала проверки. И если всё получится, то новый Предел рухнет в назначенное время, а не когда ему угодно. Заодно эта проверка могла подтвердить, что и третья проблема успешно решена. Ар Ктэль нервно всхлипнул. Кошмара надо было немедленно
Глава 15
Сульс проклинал солнце, проклинал орков и их доспехи, проклинал тот день, когда решил полетать в драконе и еще тот, когда перед воротами Замка Руалон ему встретилась девица с низко опущенной головой. Особо долгим и изощренным проклятиям он подверг знакомство с её братом. С тем самым, у которого волосы белые, глаза серые и ничего человеческого. В том числе и понимания. Если бы у Полутемного хоть слегка имелось чувство прекрасного, то одному из величайших писателей и живописцев современности не пришлось бы тащиться неизвестно куда в орочьем железе. Хотя, справедливости ради, надо отметить, тащился Сульс только первые полдня. А дальше его тащили два самых крепких орка.
Сотня, в которую Жры пристроил своего друга, была одной из трех, которые участвовали в параде. И надо же было такому случиться, чтобы две из них погнали с утра пораньше на регулярную прогулку по окрестностям. Орки обещали своему командующему заботиться о Великом шамане, вот и заботились. Сначала Сульс еще пытался идти вприсядку, чтобы не возвышаться над остальными низкорослыми воинами. Когда "его" сотня покинула предгорья, он выпрямился, но ноги уже гудели, а голова кружилась. Вечер всесторонне одаренный шаман встретил в одном подшлемнике, а как повалился спать, не запомнил. Утром кошмар продолжился. Проковыляв пару сатров на остатках мужества, Сульс свалился. Его потащили, ухватив подмышки. Нет, чтобы погрузить Великого шамана в обоз! Но Жры велел оркам заботиться, а думать, как правильно заботиться не велел.
Сотни упрямо шли вперед, продвигаясь вдоль Предела и останавливаясь только на два коротких привала и слишком уж короткую ночевку, разжигая костры затемно и снимаясь с места засветло. Бывший Оружейник, никогда не нюхавший казарменной жизни, не был готов к подобным подвигам. Поэтому, как он ни старался убедить себя в исключительности такого интересного события, все равно ничего не получалось. На третьи сутки Сульс решил, что Жры его коварно предал по приказу Великого и Ужасного Даэроса, а две орочьих сотни исполняют приговор помощника Властелина — убивают творца бессмертного романа. Обычно, лошади волокут приговоренного к страшной казни по всем кочкам гораздо быстрее, но на то эльфы и Тёмные, а Властелины Чёрные, чтобы жертва мучилась как можно дольше.
Первыми погибли сапоги, которые не вынесли своей тяжкой участи. Никто же не рассчитывал, что они будут работать как борона и пересчитывать все камни, ямы и выбоины. Пока Сульс висел на орках, прощаясь с жизнью, сапоги бороздили дорогу. Подметки, сначала одна, а потом и вторая оторвались и были затоптаны идущими сзади гвардейцами. На ближайшем привале осмотр обуви показал, что таковая присутствовала только внешне, но своих прямых обязанностей не исполняла. Попытки раздобыть обувь у орков успехом не увенчались. Орки были мелкими, ноги у них — такими же. Кое-как Сульс соорудил себе опорки, изведя на них рубаху. По такой жаре в поддоспешнике она была только лишней. С этого момента бывший Оружейник стал выглядеть раненным на обе ноги. Из повязок на ногах странного раненого торчали голенища сапог, но зато он вписался в образ жертвы Черных Сил.
На заре пятого дня злые орки решили ускорить кончину Сульса и запихнули его в доспех. К обеденному привалу обе сотни гвардейцев присоединились к армии Властелина. Только тогда до непризнанного гения дошло, что его предусмотрительно замаскировали, а беготня была вызвана большими маневрами.
Обеденный привал затянулся до самого вечера. Кругом стояли походные шатры орков, над орками и шатрами вились тучи мух, в котлах все время что-то шипело и булькало. Армия остановилась и никуда трогаться не собиралась. Сульс слегка пришел в себя и попытался сориентироваться. Он ужом прополз между палаток, и еще до того как был схвачен бдительными гвардейцами, успел опознать местность. "Его" сотня отдыхала после спешного марша ближе к обозам, и ползти вперед не имело смысла. Там ровными квадратами стояли орочьи сотни, время от времени меняясь. Что это был за маневр такой, Сульс не понял: пошли, построились, постояли, уступили место следующим. Зато из-под последней телеги обоза Сульс увидел лес. Деревья-то из шатра и так было видно. Зато теперь он не сомневался, где находится. На опушке леса, за вспаханным полем держали оборону люди. Этих бородачей Сульс узнал сразу. Староста Талок со всеми лесными жителями стерег лес, не давая оркам растащить его на дрова. Из чего следовало, что армия Властелина подошла к старой Малерне и "маневрировала". И стоило тащиться в такую даль?
Возмущенный сотник заволок Сульса обратно в шатер. Из его корявого монолога бывший Оружейник понял, что гениальный полководец Жры приписал к армии Великого Шамана, чтобы не менее великий поход стал еще более великим. Шамана следовало всячески хранить и оберегать. Про шамана Сульс уже наслушался по пути, но думал, что так ему напоминают о камлании и личной печати Властелина. Оказалось, что сотник визжал вовсе не от ярости. Он сильно переживал, что страшно сильный Жры лично сварит его в котле, если ему не предъявят шамана в целости и сохранности. Зачем на маневрах шаман, Сульс так и не понял, но возражать не стал. Он сделал грозное лицо и рассказал "тупому орку", что вовсе не собирался убегать. Ткнув пальцем в сторону леса, вновь поверивший в свою исключительность гений, сообщил, что там его ждет еда. Хлебать орочье варево он больше не был намерен.
— Иди! — Сульс возвышался над сотником и жестом отважного героя указывал ему на людей у кромки леса. — Люди, видишь? Иди, и принеси мне есть!
— Нылза. Луды нылза! — Сотник мотал головой, понимая, что шаманы, они, конечно, и человечину едят. Но приказ не кушать всех, кто ходит на двух ногах, Жры очень хорошо втолковал.
— Тьфу, бестолочь! Да не людей! А еду, понимаешь? Ам-ам! — Сульс отчаялся добиться понимания от пучеглазого сотника. — Держи! — Он всунул ему в руки котелок, развернул к лесу и толкнул в спину. — Иди туда!
Сотник осмотрел котел и понял, что от него хотят. Целый человек в такой котелок не поместился бы. Орк радостно закивал и рысцой потрусил к лесовикам. Сульс видел, как староста Талок поднялся, оперся на сучковатую дубину и приготовился встречать гостя. Решив не травмировать свою впечатлительную натуру видом примитивной драки, Сульс заполз в шатер и завалился отдыхать. Он вновь обрел статус, силы его еще не совсем покинули, а жизнь оказалась почти прекрасной.
Творческий порыв не заставил себя ждать, но писать было нечем и не на чем. Рисовать тоже. Но сама по себе идея нового романа требовала тщательного обдумывания, чем Сульс и занялся. Роман в стихах сиял как новая и вполне достижимая вершина. Великим шаманом он так и остался, художником уже был, непризнанным писателем — тоже, а вот опальным поэтом — еще никогда. Причем, пол дела было сделано. Опальным бывший Оружейник уже стал. Оставалось лишь бросить вызов сильным мира сего в стихах и покрыть себя несмываемой славой. Размышляя о том, с чем или с кем почетнее всего бороться, Сульс не заметил, как уснул.
Разбудил его лязг и грохот. Высунувшись из палатки, будущий поэт обнаружил, что все орки в спешном порядке строятся. У костров оставались только те, кто обязан был следить за огнем и кормить воинов. Та сотня гвардейцев, в которой обретался Сульс, тоже строилась и собиралась присоединиться к сородичам. Сотник рявкнул, рыкнул, взвизгнул, оглядел стоянку и заметил голову Великого шамана, торчащую из шатра. Уже надевая шлем, орк пнул зазевавшегося кашевара и указал ему на Сульса. Что там еще пытался сказать сотник, было совершенно неважно. Сотня построилась и, дружно топая, отправилась по своим делам, а кашевар — не воинственный степняк в овчине, облапил отдельно стоящий котелок и на коленках пополз к Великому шаману.