Без пяти минут полдень
Шрифт:
– Прости, дружище, но я должна попробовать это зерно, а ты найди себе другое!
Паучьи возгласы стихли, когда густая жёсткая листва дуба отрезала нижний мир леса, загасив все звуки у земли. Белка довольная своей проделкой уселась на любимую ветку, здесь она каждый день любовалась срединным миром леса, общаясь с сородичами и лакомясь вкусными желудями.
– Итак, что же ты такое? – Мира тщательно обнюхала коричневый кругляш в лапках. – Нет, ты не просто зерно. Из-за простого зёрнышка паук не стал бы тащиться так далеко.
Белка уже вплотную поднесла зёрнышко лапками
Сычик по имени Филипп был самой необычной совой в Тихом Лесу. Эта маленькая сова могла легко уместиться на ладони взрослого человека. То ли от того, что Филипп был настолько мал, то ли потому что он издавал забавные звуки, когда разговаривал, в лесу его все звали Фип-Фип. Обитал сычик в дупле старого, но ещё крепкого ясеня, росшего на окраине леса недалеко от домика Орентия.
Как и Мира, Фип-Фип не был обделён любопытством. Но в отличие от белки не проказничал, считая шкодливость ниже своего достоинства. Всё-таки совы весьма важные особы. А Филипп был о себе высокого мнения, которое размерами превышало его собственный росток.
– Что это ты там в лапках держишь, Мира, фип,фип? – круглые жёлто-зелёные глаза сычика сузились, с подозрительностью всматриваясь в белку.
– Ничего особенного, Фип-Фип, – невозмутимо фыркнула Мира. – А ты чего ещё не спишь? Ночь давно закончилась. Все твои сородичи давно дрыхнут в дуплах. А ты что? Как всегда выпендриваешься!
– Ничего подобного, Мира, – ответил сычик, продолжая сверлить её своими большими глазками. – Ночью я поздно проснулся, поэтому поздно и спать лягу. Всё просто, фип, фип.
– Сова проспала! Вот это да! – захихикала белка. Мира была самой весёлой белкой в Тихом Лесу, поэтому её задорный смех можно было уловить где угодно в дневную пору.
– Ничего смешного не вижу, фип,фип, – заметил Филипп, глаза сузились до щёлок. – Даже у сов бывают временные трудности. Я, между прочим, в курсе, что и белки порой страдают расстройствами. Не могут смеяться по нескольку дней.
– Да ладно тебе, Фип-Фип, – Мира перешла в заливистый потрескивающий смех. – Со мной такого не случалось ещё.
– Никогда не поздно произойти подобному, – раздражённо сказал сычик, его возмущало поведение нахальной белки, но воспитание не позволяло повысить голос и отругать Миру.
– Ты серьёзно? – удивилась Мира, её смех тут же стих. – Ты мне желаешь потерять мой смех?
– Тебе это пошло бы только на пользу, фип, – Филипп поднял голову вверх, так он демонстрировал своё крайнее возмущение.
– Вот уж не думала, что ты такой, Фип-Фип! – проверещала белка.
– Это какой же?
– Эгоистичный ты! Вот какой! – сказала Мира и показала язык.
– Что?! – Глаза сычика тут же округлились. – Это я-то эгоистичный?! Это я-то, фип?
– Ну не я же, – Кара повернулась спиной к сове. – И вообще, Фип-Фип, тебе пора спать, как и положено всем совам. Лети в своё дупло.
– Вот как?!
Такая сильная обида
Филипп сорвался с ветки и, сделав небольшой круг, спикировал, сильно ударив белку в спину лапками. Толчка этого Кара не ожидала и выронила кофейное зёрнышко, успев ухватиться за ветку, чтобы не полететь кубарем на землю.
– Ты что творишь, ненормальный?! – только и успела крикнуть разгневанная белка, а сычик, изловчившись, поймал лапками зерно и полетел восвояси, довольно ухнув.
Филипп устремил полёт к любимому ясеню-светлолисту, где на высоте совиного полёта в толстом древесном теле таилось от лесного мира маленькое, но уютное дупло. Сычик обитал в его недрах уже пятую осень и гордился своим жилищем.
Ясень-светлолист был высоким деревом, но в размерах всё же уступал дубу-отцу, да и считался его младшим братом. Дерево стояло на самой границы Тихого Леса, словно страж, охранявший покой лесного царства. Прямо перед ясенем в группке молодых выпендрёжников-клёнов примостился домик, в котором и проживал писатель Орентий.
В дупле было тихо и тепло, пол жилища утопал в мягкой перине из совиных перьев, нанесённых за лето листочков с ясеня и травинок, высохших до бесцветной желтизны, а также нескольких веточек, которыми Фип-Фип тщательно прикрывал выход из дома, чтобы к нему ненароком не пожаловали незваные гости, когда он спал днём. Ведь сон для любой совы важен, он помогает восстановить силы, растраченные за ночь бодрствования.
Плюхнувшись с порожка в мягкую подстилку, сычик растянулся, расслабив крылышки, и уже хотел было заснуть, но тут вспомнил, что в лапках у него зажат некий предмет, обронённый белкой, которую он толкнул в раздражении. Теперь этот поступок казался Филиппу резким и непростительным, всё-таки совой он был вежливой и воспитанной. На следующее утро сычик решил извиниться перед Мирой.
Но пузатое зёрнышко заинтриговало его, и он решил ещё чуток повременить со сном. Фип-Фип принюхался к зерну, его глазки закрылись, а дырочки носа расширились. Запах был необычный, с горчинкой и дымком, который сова улавливала каждое утро от дома в клёнах.
– Что это? – задумался сычик, почёсывая коготками голову и ероша пёрышки на ней. – Вкусно ли это? Наверное, вкусно, раз Мира собиралась полакомиться им.
Тюкнув несколько раз клювиком по зёрнышку, Филипп решился угоститься незнакомым ему лакомством. В том, что это нечто вкусное, он не сомневался, достаточно было видеть, как старательно белка прятала ото всех этот коричневый кругляш, уже готовясь вонзить в него свои острые зубки.
Несколько точных ударов кончиком клюва и зёрнышко раскололось на пять неравных частей. Фип-Фип скушал их все, тщательно продавив меж створок клювика и проглотив. Вкусовые ощущения были не менее странными – твёрдое и хрусткое зерно горчило вначале, но после наступало приятное послевкусие с кислинкой.