Без пяти минут полдень
Шрифт:
– Эй! – Ида скорее шептала, чем говорила. Кто знает, каковы намерения этого лохмача.
– Эй! Эй! Эй! – протяжно поскуливая, однако с дружелюбными нотками, приблизился «Эй».
Иде подумалось, что если бы у Нечто был хвост, то оно бы непременно виляло бы.
Чёрные глазки с любопытством смотрели на неё.
Так странно, света здесь нет, но как бы и есть в самих стенах, полу и потолке, подумалось снова Иде. И грязно-чёрный «Эй» проглядывал в этом странном освещении отчётливо и во всех деталях.
Космач встал в шаге от сидящей на полу девицы, его всклокоченное
И тут её осенило. Снова лопнул пузырь.
Она отлепила от себя руку и протянула её к восьминогому существу, «Эй» не отшатнулся, не сжался и не тявкнул возмущённо. Её пальцы коснулись шерсти, мягкой, как пух, и сильно спутанной. Только бы не укусил.
Повинуясь порыву, ладонь пригладила космы «Эя» и продолжила повторять поглаживания. «Эй» замурчал, как довольная кошка, его тельце дрожало уже не от страха, как догадалась Ида, а от удовольствия. Улыбка проступила на лице сновидицы.
С чумазым «Эем» стала происходить метаморфоза: его шёрстка светлела и выравнивалась, словно её расчёсывал невидимый гребень. Скоро «Эй» представлял собой милейшее существо с гладкой, блестящей шерстью молочного цвета. Только глаза остались чёрными и блестящими, как слюда.
– А ты ничего, Эй, – похвалила его вслух Ида.
– Эй! – отозвалось существо, что трактовалось, как «А то!».
Что же ты такое? Что за зверь или существо? И, главное, почему будил меня каждое утро? Вопросы роились в её голове, как надоедливая мошкара.
Ида обеими руками обхватила мягкие пушистые бока «Эя», осторожно, чтобы не напугать, и приподняла немного, забавные ножки повисли в воздухе, а затем принялись раскачиваться. «Эй» не проявлял беспокойства, а потому девушка подняла его ещё выше, ближе к лицу. Их глаза оказались совсем близко.
Чёрная глянцевая гладь странных глаз существа затянула взгляд Иды, она буквально провалилась в их непроглядную глубину, притом оставаясь на том же месте.
Лучше бы она не смотрела в эти глаза, безобидные с виду. Лучше бы не вставала с кровати в предрассветный час и не шла за «кроликом» в нору неизвестности.
Кошмары, сотни ужасов её детства и юности, таились под чёрным зеркалом этих глаз. Они, живые и осязаемые, то проносились мимо с неописуемыми воплями, леденящими сердце, то останавливались так близко от неё, что душа не то чтобы уходила в пятки, она рвалась прочь из тела. Они все, эти ужасы, придуманные её воображением и подсказанные фантазией других людей, копились все годы, и нашли пристанище в безобидном существе, исказив его до гадкой уродливости.
«Это я виновата, что «Эй» стал таким!» – истина ошеломила Иду. Ей стало неловко перед милым существом, которое доверяло ей. «Нужно что-то менять» – твердо решила Ида, когда вынырнула из мрачного омута чёрных глаз существа.
Она вернула «Эя» на пол, пригладив взъерошенную шёрстку на боках.
Теперь ей был известен секрет «Эя»: с раннего детства до юности Ида наращивала ком страхов, хранителем которого стал «Эй». Изначально он носил в себе радостные эмоции маленькой Иды, но ночные кошмары незаметно, год за годом, выпачкали его белоснежный мех в грязно-чёрный
Хранитель снов – вот кто он.
И звал её «Эй» неспроста, бессонница подступала к нему, грозясь совсем запереть в недрах той печи, а возможно, и ещё что похуже сделать. Ида вовремя пришла к хранителю, она это знала. Ещё не всё потеряно. Всё зависит от неё.
– Эй! – пискнуло пушистое существо с восьмью ногами.
– До встречи, Эй! Я постараюсь, – пообещала Ида на прощание, прежде чем шагнуть обратно в тёмный коридор.
Постараюсь не унывать, не поддаваться панике повседневных страхов, не допускать дневные ужасы в мир ночных грёз. Я огражу тебя, мой милый Эй, теперь моя очередь беречь.
Ида вышла из-за шкафа. В спальне ничего не изменилось – та же тишина, тиканье настенных часов (кстати, минутная стрелка сдвинулась всего на три минуты). Вдруг сомнения охватили Иду: а было ли всё взаправду или это очередной сон, перетекающий в другой?
Она попыталась просунуть руку за шкаф: пространство между стеной и задней стенкой оказалось узко даже для её ладони.
Время шло, а Ида стояла и не решалась отойти. Но будильник зазвонил, и ей пришлось покинуть тёмный угол. А затем дневные дела и заботы притупили образ «Эя», и вспомнился белоснежный восьмилап перед самым сном, но усталость тут же стёрла его набежавшим тёплой волной сном.
Утром Ида проснулась в тишине, хотя долго вслушивалась, надеясь различить шорох коготков по полу. С того утра она следовала данному слову, хоть не всегда удавалось изгонять страхи из головы. Время выветрило из её головы таинственный коридор за шкафом и печь с дверцей, оставив легчайшее послевкусие от дивного видения. Иногда «Эй» давал о себе знать, но случалось это так редко, что впоследствии Ида была уверена: комнату навещают мыши.
Говорящие
Они говорили с ней.
Это произошло не сразу, как они сами после выразились: она не была готова. Это случилось постепенно. Сначала она начала различать в тишине коридоров и залов музея тихий, смущённый шёпот, скорее походивший на сухой шелест скудной листвы на деревьях в ноябре. Затем отдельные слова достигали её сознания, а после и целые фразы.
И вот пришёл тот день, когда с ней заговорили впервые, обратились именно к ней. А дальше, как случается в больших дворцах, слухи и сарафанное радио разнесли по галерее весть о ней – Говорящей с ними.
Наверное, всё потому, что она так и не смогла отказаться от Чуда, не дала себе отречься от волшебства, с которым вошла в этот мир. Сам мир каждодневно зарывал, топтал, вырубал и сжигал всеми силами любой отголосок магии, словно не мог допустить мысли о подобном соседстве.
Она никому не сказала, не посвятила в своё открытие, да ей бы не поверили. Говорящие с ней признались, что она первая за несколько сотен лет, кто их слышит, а, главное, отвечает. Другие видят лишь картинки – контуры, очертания, мазки, но не далее того. Жизнь ускользает от их взора.