Без работы

Александров Александр

Что касается практической стороны дела, то таким просветленным бродягам сердобольные прихожане особенно любили помогать. Арчибальд никогда не оставался голодным. Иногда приторговывал подаренными вещам на барахолке. И щедро делился с другими бродягами угощением и собранной мелочью. Правда, вел себя грубовато, когда кто-нибудь к нему приставал. Он любил уединение, потому что ему одному «шибко» думалось. Ведь, когда ты один, можно представить себе все что угодно. Кроме Библии, он с удовольствием перечитывал старые приключенческие книги — в них были захватывающие сюжеты, романтика странствий и тяжелые испытания для благородных героев. Проповедовать не любил. А в душе желал всем добра.

Зимой Арчибальд жил на Ярославском вокзале. Он исходил

прилегающие территории и мог провести вас по скрытым от непосвященного в привокзальную жизнь наблюдателя злачным местам. Он знал, где располагаются свалки с «полезностями», места, где лучше всего побираться, заведения, где могут дать ему в долг, а где могут дать в глаз. Только к северу, вдоль путей Транссибирской железной дороги, оставался один не пройденный Арчибальдом маршрут. Он хаживал по нему только до мрачных кирпичных бараков, которые возвышались в узком проходе за рынком. Даже в самый погожий денек за бараками разливался свинцовый туман, его клубящийся паром язык иногда устремлялся к вокзалу и доползал до «Креста». Не раз Арчибальд наблюдал, как из утробного пара выныривали цветники — самые жалкие из бродяг. Ему было известно, что за паром скрывается некое поселение, где можно перезимовать. Не многие приписывали образование облака деяниям человеческим. Между вокзальными жителями ходили основанные на невероятных рассказах леденящие сердце легенды. Возможно, в том месте из-под земли били гейзеры и бурлили горячие ванны, что объясняло появление пара. Но если судить по тому, как цветники были грязны, купаться им в них не приходилось. Рано или поздно Арчибальд должен был выяснить, что там творится.

Как-то особенно пасмурным вечером он побрел по проходу между высоким забором и длинным зданием административного корпуса, мимо надрывно дышащих аммиачными испарениями туалетов. Вдоль рынка знакомой дорогой достиг с выщербленными кирпичами крепостной башни барака с ржавым скошенным шпилем и остановился.

Кругом было мрачно, пустынно. Пахло сжиженным газом. Там, где из дымки чертовым пальцем торчал обломанный фонарный столб, начиналось неизвестное царство.

«Вперед», — сказал сам себе Арчибальд и шагнул в вязкий туман.

Пройти ему дали не много. На грунтовой дороге, где по обочинам валялись грязные обрывки закатанного в глинозем полиэтилена, обломки бетонных плит с изогнутыми щупальцами арматур, какие-то грязные доски и обожженные корды автомобильных покрышек, в тумане вырисовались три человека. Двух из них, в жалких лохмотьях, с перекинутыми через плечо торбами, Арчибальд знал. Это были цветники Вася и Слава. Третий тип, с противной козлиной рожей, стоял чуть в стороне у пылящейся кучи асбеста. Он дерзко смотрел на Арчибальда, постукивая грязным башмаком по лежащему поперек дороги бревну. Было ясно, что этот тип не страдает никакой хромотой. Но в руке у него красовалась тяжелая трость со свинцовым набалдашником в форме головы беспородной собаки. Видимо, он применял ее в качестве палицы. Козлорожий произнес:

— Ты кто такой?

— Я житель вокзала — бездомный бродяга, — произнес Арчибальд.

— Документы есть?

— Нет. Ни паспорта, ни регистрации, никаких других справок.

— Спирт, одеколон или еще чего выпить имеется?

— Нет. Только хлеб и кусочек просроченного пошехонского сыра.

Вася и Слава начали объяснять козлорожему, что знают Арчибальда. Они уверяли, что Арчибальд — бомж.

— Свой человек, — говорили они, — кровь от крови.

Козлорожий подумал немного, потом, скривившись, проблеял:

— Хрен с ним. Пусть идет. Пропускай. — Он повелительно махнул тростью.

Вася и Слава оттащили тяжелое бревно в сторону. Арчибальд поблагодарил:

— Спасибо, ребята, — и пошел дальше.

Туман прятал в себе детали пейзажа. Они возникали урывками. Вот группка бродяг греется у чадящего в баке огня, вот помойная куча, где другие бродяги сортируют мусор, выискивая алюминиевые банки и котирующиеся в пунктах приема бутылки. Еще маленький костерок, где обжигают оплетку, чтобы извлечь медные провода. Все эти виды были обыденны и не новы для Арчибальда. Вдруг он заметил странное сооружение. Это был фрагмент гигантского, высотой с двухэтажный дом коллектора теплотрассы, который оказался настолько громадным, что Арчибальд поначалу принял его за стену, на которой стояли полиэтиленовые шалаши. Труба делала в этом месте изгиб, образуя нечто вроде загона. Впереди виднелись очертания странного сооружения, напоминающего триумфальную арку. Когда дымка немного рассеялась, стало понятно, что это воткнутые под углом и скрещенные наверху гигантские вилка и ложка. За ними начиналась площадка загона. Посреди нее ярко пылал костер. У огня сидело живописное общество — толпа самых оборванных и грязных бродяг. Все они, включая чумазых беременных женщин, коих среди присутствующих оказалось немало, были пьяны. Пламя скользило оранжевыми отсветами по их искаженным каким-то неистовым, диким весельем лицам. Некоторые держали в руках миски с гороховой кашей. Из рук в руки гуляла баклага со спиртом. Цветники пили страшное пойло, грубо шутили и веселились, не думая, что для кого-то из них завтра уже не наступит. Кто-то не переживет эту ночь. А кое-кто по утру, встав на карачки, страдая от тяжкой болезни, под оглушительное громыхание замерзшего, рвущегося на ветру полиэтилена, в отчаянии призовет Смерть. Над всем этим сборищем клубились тлетворные испарения, которые поднимались вверх, но там, под влиянием холодного воздуха, вновь оседали и ползли по земле сизым, непроницаемым пологом.

Рядом с Арчибальдом возникли Вася и Слава. Они подтолкнули нерешительного гостя. Тот вышел из тени, подошел ближе к костру. Увидав его, компания взвыла в восторге, приветствуя нового прибывшего. Арчибальду было непонятно, чем он смог вызвать подобную радость. Волнение не успокаивалось.

В самом центре компании сидел коренастый тип в телогрейке. Внешность его была чудовищна. Лицо сплюснуто, как блин. Обрубленные треугольные уши и страшный, разрушенный какой-то болезнью нос делали его похожим на зловещего борова. Он поднял руку. Компания неожиданно замолчала. В наступившей тишине негромко и в то же время пронзительно, так, что все услышали, боров изрек:

— Говорят, что ты сторонишься близких товарищей. А я не сомневался, что ты рано или поздно придешь сюда.

Боров говорил так, будто знал Арчибальда. Некоторых из этой компании Арчибальд помнил. Но борова видел впервые.

— Я хотел посмотреть, что здесь за место, — проговорил Арчибальд. Ему стало жутковато от уродливой внешности борова, голос у него дрожал.

— Хрен там. Не ты захотел посмотреть это место. Само место захотело тебя, — произнес боров, — потому что здесь твое место. Ты целиком принадлежишь ему. Теперь ты наш!

— Я никогда вашим не был и теперь не стану, — содрогаясь от ужаса, пролепетал Арчибальд, следя, как страшные лица медленно надвигаются, обступают.

Из зияющей щели рта борова раздалось злое рычание: — У бомжа одна дорога — в царство Агхори. Сюда! Дайте ему хорошую порцию сатанинского зелья. Пусть выпьет.

Кто-то сильно пихнул в бок Арчибальда, кто-то запрокинул ему голову и насильно влил в рот обжигающую, вонючую жидкость.

— Пей до дна! — загомонила оголтелая толпа.

— Накормите его горохом-то! — взвизгнула особа неопределенного пола и возраста.

В рот Арчибальду стали пропихивать ложку с холодным горохом.

— А теперь тащи его к девкам! — скомандовал боров. — Пусть войдет во вкус настоящего удовольствия! Пусть выпьет чашу до дна! Ах ты, чистоплюй Арчибальд!

Арчибальд в ужасе увидел, как во тьме, в зачумленном углу на зловонных изодранных грязных матрацах в отблесках пламени костра белеют огромные раскинутые женские ноги. Его сердце стучало бешеным молотом. Навстречу бежал с распухшим, покрытым струпьями засохших болячек лицом распоясанный ухарь. На ходу он пытался застегнуть молнию грязных брюк и весело кричал: