Без семьи (др. перевод)
Шрифт:
Итак, я снова заиграл на арфе, и Каин, обхватив передними лапами Дольче, принялся вальсировать с ней; потом Проказник немножко протанцевал один, а затем собаки проделали все свои штуки. Мы не чувствовали усталости: мои артисты как будто понимали, что получат за свои труды обед, и старались изо всех сил.
Вдруг из-за дерева появился Зербино и, как ни в чем не бывало, принял участие в представлении.
Играя на арфе и наблюдая за артистами, я время от времени поглядывал на мальчика. Он, по-видимому, смотрел на нас
Лодка стояла близко от берега, и я мог хорошо рассмотреть мальчика. У него были светлые волосы и бледное лицо – такое бледное, что сквозь тонкую кожу просвечивали синие жилки. Он глядел кротко и грустно и, по-видимому, был болен.
– Сколько следует заплатить вам за представление? – спросила дама.
– Это зависит от того, сумели ли мы угодить почтенной публике, – ответил я, как обычно отвечал Витали.
– Так нужно заплатить больше, мама, – сказал мальчик и прибавил несколько слов на незнакомом мне языке.
– Артуру хочется взглянуть на ваших артистов поближе, – сказала дама.
Я сделал знак Капи, и он прыгнул в лодку.
– А другие? – крикнул Артур.
Зербино и Дольче последовали примеру Капи.
– А обезьянка?
Проказник мог, конечно, прыгнуть в лодку, но я не был уверен в нем. Он был очень шаловлив, и я боялся отпустить его одного.
– Разве эта обезьянка злая? – спросила дама.
– Нет, но она иногда бывает непослушна, и я боюсь, что она станет дурно вести себя без меня.
– Так приходите и вы.
Она сказала несколько слов человеку, стоявшему у руля, и он, взойдя на нос лодки, перекинул на берег доску.
По этому мостику я и вошел в лодку, с арфой за плечами и Проказником на руках.
– Обезьянка! Обезьянка! – кричал Артур.
Я подошел к мальчику и, пока он гладил и ласкал Проказника, смог вблизи рассмотреть его. Вот чудеса: оказалось, что он привязан к доске и потому не может двигаться.
– У тебя есть хозяин, мой милый? – спросила дама.
– Да, но мне придется некоторое время провести без него.
– И долго?
– Два месяца.
– Два месяца? Бедный мальчик! Остаться одному в такие годы и так надолго!
– Ничего не поделаешь, так уж случилось.
– И хозяин, вероятно, велел тебе принести достаточно денег по прошествии этих двух месяцев?
– Нет, он не потребует с меня денег… Мне только нужно зарабатывать столько, чтобы хватило на еду мне, собакам и обезьяне.
– И тебе это удается?
Я нерешительно молчал. Но эта дама казалась мне такой доброй, смотрела на меня так ласково. Почему не сказать ей правды? К чему скрывать ее?
И я рассказал, как Витали посадили в тюрьму за то, что он заступился за меня, и как я, выйдя из Тулузы, не заработал ни одного су.
Артур играл с собаками, но в то же время внимательно слушал мой рассказ.
– Как вы, должно быть, голодны все! – проговорил он.
Услышав знакомое слово, собаки залаяли, а Проказник стал изо всех сил потирать себе живот.
– Ах, мама! – воскликнул Артур.
Его мать поняла, что значило это восклицание, и сказала на незнакомом мне языке несколько слов какой-то женщине, выглянувшей из полуотворенной двери. И через минуту та принесла накрытый столик.
– Садись, дитя мое, – сказала мне дама.
Я не заставил себя просить дважды и, повесив арфу, сел за стол. Собаки окружили меня, а Проказник забрался ко мне на колени.
– Ваши собаки едят хлеб? – спросил Артур.
Едят ли? Я бросил каждой из них по куску, и они жадно съели его.
– А обезьянка? – спросил Артур.
Но Проказник позаботился о себе сам. Пока я кормил собак, он схватил кусок пирога и так набросился на него, что чуть не подавился.
Я тоже живо принялся за еду, но не забывал подбрасывать кусочки и собакам.
– Бедняжка! – сказала дама и налила мне в стакан вина.
Артур лишь пристально смотрел на нас, удивляясь, должно быть, нашему аппетиту.
– А где бы вы обедали сегодня, если бы не встретились с нами? – спросил он.
– Нам, вероятно, вовсе не пришлось бы обедать.
– А завтра?
– А завтра нам, может быть, удастся заработать что-нибудь.
Артур отвернулся от меня и заговорил с матерью все на том же, незнакомом мне языке. Он, по-видимому, просил ее о чем-то.
Поговорив с ней, он снова обернулся ко мне.
– Хотите остаться с нами? – спросил он.
Я смотрел на него молча, до того удивил меня его вопрос.
– Мой сын спрашивает, хочешь ли ты остаться с нами?
– В этой лодке?
– Да. Артур болен. Доктора велели ему лежать неподвижно, и он привязан к доске. Для того, чтобы ему не было скучно, мы ездим в лодке. Ты будешь жить с нами, давать представления для Артура, а когда тебе захочется, ты сыграешь нам что-нибудь на арфе. Таким образом ты сделаешь одолжение нам, а мы со своей стороны будем полезны тебе. Для тебя лучше остаться с нами, чем бродить одному по большим дорогам.
Я был в восторге! Жить в лодке, плавать по воде – какое счастье! Это пришло мне в голову прежде всего, но через минуту я сообразил, как счастливо все устраивается для меня и как великодушна эта дама. Я подошел к ней и поцеловал ей руку.
Это, по-видимому, тронуло ее. Она ласково погладила меня по голове и прошептала:
– Бедный мальчик!
Так как от меня ждали игры на арфе, я решил сейчас же приняться за это и, усевшись на носу лодки, стал перебирать струны.
Дама приложила к губам маленький серебряный свисток. Раздался резкий свист, и я остановился, думая, что ей не понравилась моя игра и она хочет, чтобы я перестал.