Без семи праведников...
Шрифт:
Однако Маттео и Гаэтане не очень-то нравился.
Дианора ди Бертацци отнеслась к сообщению Камиллы без всякого интереса, её сын учился в университете и не входил в число камергеров, к тому же — собирался жениться. Смерть же самого Комини, омерзительного человека без чести, ничуть её не расстроила. Ей противно было даже задуматься о нём. Она жалела глупышку Черубину, сожалела о дурной склоке мужа Бьянки Белончини с Грандони, но мессира Комини не любила и избегала. И все же, три убийства за три недели… Сейчас Дианора пошла к подруге. Глория Валерани была спокойна и безмятежна. Смерть Комини волновала её не более дождя за окном.
— Тебе ничего не кажется странным в этих убийствах, Глория?
Валерани пожала плечами.
— Я не знаю, на кого и подумать. Я-то на Мороне грешила. Но на турнире он был от начала и до конца, я за ним наблюдала. Это не он. Кто же тогда это творит-то? А уж кому был этот старик нужен — и вовсе не постигаю.
— Черубина, Джезуальдо, старик Комини… Почему они, Господи? Я ненароком слышала разговор на турнире подеста с Альмереджи. Вроде, они считают, что кто-то с турнира мог отлучится.
Глория кивнула головой.
— Любой мог.
…Наутро замок был взволнован неожиданным происшествием, потрясшим Тристано д'Альвеллу и до ярости взбесившим Аурелиано Портофино. На гранитной площадке неподалёку от Северной башни на рассвете был найден Флавио Соларентани. Сбежавшаяся челядь быстро установила, что несчастный жив, просто сильно ушибся, разбив голову. Начальник тайной службы, бывший его родственником со стороны жены, и глава Трибунала, коему отец Флавио был подчинён, торопливо разогнали толпу, люди Тристано отнесли священника в лазарет. Бениамино ди Бертацци осмотрел его и сказал, что дела бедняги неважны, у него разбита голова и повреждён позвоночник, но ножевых ранений нет, нет и никаких признаков употребления яда.
Несколько часов все трое не отходили от несчастного, тот не приходил в себя и бредил, но эскулап твёрдо заверил Тристано д'Альвеллу, что опасности для жизни нет. Подошёл и Грандони. Д'Альвелла тем временем послал своего лучшего лазутчика мессира Альмереджи разнюхать по замку — что случилось. И раньше чем покалеченный, уже ближе к полудню, пришёл в себя, Ладзаро явился с докладом. Глаза шельмеца сияли.
— Судя по моим догадкам и наблюдениям наших людей, Тристано, — нежно промурлыкал Альмереджи, — отец Флавио этой ночью решил наведаться к одной из фрейлин герцогини, к синьорине Илларии Манчини, её комнаты на верхней веранде. Но на подходе к её покоям он столкнулся с неизвестным, опередившим его. Между соперниками завязалась драка, и отца Флавио столкнули с веранды вниз через перила, только и всего.
Портофино зло блеснул глазами.
— Это достоверно?
— Да, напротив — комната Энрико. Он выглянул на шум, но вниз не спускался, и через перила вниз не глянул, он подумал, что священник благополучно удрал, иначе нашел бы мессира Соларентани.
Подеста проскрипел зубами. Он знал, что Энрико вовсе не выглядывал не шум, но дежурил по первого часа по полуночи в этом коридоре, а после отправился спать, но что это меняло?
— Кто столкнул Соларентани?
Ладзаро Альмереджи лучезарно улыбнулся, напомнив инквизитору сытого кота на майском солнышке.
— Энрико показалось, что это был мессир Альбани, но я не поверил. — Физиономия Ладзаро, которой он пытался придать вид огорчённый и сокрушающийся, лучилась, как апрельское солнце. — Однако я не мог не вспомнить, что не так давно Петруччо говорил мне о намерении приволокнуться за Илларией…
— Это правда, — подтвердил Грациано ди Грандони, и его лицо при этом потемнело.
Ладзарино галантно кивнул Грандони и продолжил:
— Я наведался к мессиру Альбани, но, оказалось, что в замке его нет. Нет ни его пажей, ни слуг…
Шут мрачно переглянулся с инквизитором. Последний с полным равнодушием отнёсся к известию об исчезновении Альбани. Логика поступка ловчего была ясна — он знал, что в замке полно соглядатаев и ему не удастся скрыть ночное приключение. Но он сцепился с родичем самого Тристано д'Альвеллы и понимал, что прощения ждать не приходилось. К тому же и герцог предупредил его, что при новом скандале он, Пьетро, потеряет место, а зная герцога, Пьетро мог предполагать, что этим дело не ограничится. Сам Портофино благословлял бы Небо за исчезновение негодяя, но цена его бегства злила мессира Аурелиано. Грандони, напротив, бесился из-за скандала, в который в очередной раз вляпался блудливый дурак Флавио. Скрыть обстоятельства будет невозможно, а ведь это сын мессира Гавино, его благодетеля! Счастье, что тот не дожил до такого позора.
— Нет, так нет, — Портофино был мрачен, — когда этот… поднимется на ноги — тогда и поговорим, — он так стремительно пошёл к выходу из церковного лазарета, что полы закрутились у лодыжек.
За ним к дверям направился и Грациано ди Грандони, однако их обоих остановил тихий баритон Бениамино ди Бертацци.
— Мне… жаль, отец Аурелиано.
Инквизитор замер на пороге и повернулся к медику. Песте едва не врезался ему в спину и тоже обернулся к Бениамино.
— Вы не поняли меня. Он будет жить. — Врач вздохнул, — но стоять на ногах… уже не будет никогда.
Портофино и Грандони переглянулись, последний что-то пробормотал о Даноли, Тристано д'Альвелла закусил губу, Альмереджи опустил глаза в пол, изображая сожаление, но это было чистой воды притворство. Подумать только, Бог весть сколько раз он пытался потопить своего закадычного врага и заклятого дружка Альбани — и ничего не получалось! И вот — глупец сам вырыл себе яму! При этом в голову мессиру Альмереджи пришла новая мысль — глубокая и содержательная, а вдобавок ещё и праведная, что бывало с ним весьма редко. «Терпение Господа нашего велико, но не беспредельно. Допрыгался, дурак…», злорадно подумал лесничий.
Ладзаро Альмереджи ещё не знал, что пройдёт всего несколько часов, — и это суждение будет вполне применимо к нему самому.
Тристано д'Альвелла велел разыскать мерзавца Альбани и вернулся к убийству Тиберио Комини. Методично проверял полученные сведения — и всякий раз натыкался на стену. Он не находил явных противоречий в показаниях, разве что неточности. При этом одна неточность удивила его. Синьорина Гаэтана ди Фаттинанти дала ему весьма диковинные свидетельства о турнире. Тристано д'Альвелла поделился ими с Ладзаро Альмереджи.