Без семи праведников...
Шрифт:
— Удивительно, малыш Ладзарино, просто удивительно. Сестра сенешаля говорит о тебе весьма странные вещи.
Тот взвился.
— И ты веришь этой бестии? Она ненавидит меня! Проклятая ханжа наговорила мерзости про меня и Черубину, а теперь, небось, уверяет, что это я убил Комини?
Тристано д'Альвелла улыбнулся.
— Нет. Но ты прав — она ненадёжная свидетельница. Дело в том, ты ошибся. Или — ошибается она.
— В смысле?
— Понимаешь, она… не видела тебя в Северной галерее с Черубиной Верджилези. Там тебя с ней видела не она. Но вот что интересно… На турнире, после того, как ты продул Альбани и согласно твоему собственному свидетельству, смотался в кабачок, где предавался винопитию…
— И что?
— А то, что синьорина Фаттинанти… всё это время… видела тебя — то на ристалище, то у шатров, то возле ярмарочных рядов. — Тристано д'Альвелла просто развлекался, ибо хозяйка постоялого двора подтвердила присутствие белозубого красавца-лесничего в её кабачке. Был он там, с девицами заигрывал да винцо попивал. — Я и удивляюсь…
Ладзаро Альмереджи смерил начальника острым и недоверчивым взглядом. Он ничего не понимал. Как это? Что за нелепость? Тристано д'Альвеллу этот вопрос не занимал, и он коротким взмахом руки отпустил главного лесничего.
Однако сказанное настолько поразило самого Ладзаро, что он, уединившись в своей комнате, несколько минут сосредоточенно размышлял над услышанным. Он верил Тристано — с чего бы подеста его разыгрывал? И значит, не Гаэтана донесла на него? Она отрицала, что видела его там, где он был, и видела его там, где его не было? Но тогда получалось, что ненавидящая и всюду поносящая его ханжа дважды лжесвидетельствовала? Зачем? Но даже это было не самым любопытным. Она дважды… пыталась отвести от него подозрения? Гаэтана спасала его? Ладзаро Альмереджи относился к высокомерной красотке с откровенной неприязнью, однако, несмотря на явную и нескрываемую вражду к девице, Ладзарино отнюдь не считал Гаэтану пустенькой дурочкой. С головой у девицы всё было более чем в порядке. Он даже допускал, что она честная. И Гаэтана пыталась обелить его? Сам Ладзарино знал о себе, что никого не убивал — за каким бесом? Но если девица, несмотря на ненависть к нему, не пытается обвинить его, значит, она считает его невиновным! А это в свою очередь могло означать только одно: Гаэтана ди Фаттинанти знает имя подлинного убийцы.
Ладзаро был заинтригован. Он осторожно сунулся по коридору в портал фрейлин и тут увидел, как в комнату Гаэтаны, постучав, зашла Камилла Монтеорфано. Ладзаро не колебался ни секунды и, миновав боковой лестничный пролёт, оказался на веранде, откуда легко подобрался к окну комнаты фрейлины. В покоях горела свеча, и Ладзаро понимал, что с улицы в темноте он невидим.
Девицы говорили друг с другом.
— Тебе этого не понять, — услышал он голос Гаэтаны. — Этого никто не может понять. И Бога ради, молчи, раз уж догадалась…
— Ты должна найти в себе силы сделать это, Гаэтана. Все мужчины — негодяи, а этот — откровенный распутник, человек без совести. Твоё чувство доведёт до беды, поверь… Я знаю, что значит, доверять мужчинам: моя сестра верила — и её предал человек, который казался достойным. Что же говорить о мессире Ладзаро, Господи? Он либо понятия не имеет о чести, и тогда он — человек бесчестный, либо понимает, что творит мерзости — но продолжает их творить! А этому даже имени нет.
Альмереджи послышался утомлённый голос Гаэтаны.
— Неужели ты думаешь, что я этого не понимаю, Камилла? Я сама тысячу раз говорила себе это. Распутник и подонок. Сколько раз я молилась, чтобы Господь удалил от меня эту пагубную любовь — всё напрасно. Это наваждение. Как можно любить подонка? — Гаэтана разрыдалась.
Ладзаро Альмереджи рассчитывал услышать хотя бы намёк на то, что девица где-то мимолётно видела убийцу или поняла что-то, указывавшее на него. Теперь он осторожно спустился вниз. Сел на скамью на увитой плющом веранде. Мысли в нём остановились. Он несколько минут бездумно смотрел в ночь, вдруг услышал, что рядом вовсю звенят цикады, высоко и мелодично. Закрыл глаза и ощутил вялую расслабленность. Потом неведомо откуда пришла странная усталость, она навалилась и мгновенно изнурила.
Гаэтана… влюблена в него? Ладзаро Альмереджи даже потряс головой, путаясь с мыслями и пытаясь уложить этот дикий факт в голове. Вот, стало быть, почему она бесилась, видя его с Черубиной или с Франческой! Вот почему злилась! Вот почему видела его на турнире и не видела в галерее, где он клянчил деньги у Черубины. Она вышла тогда из дверей часовни — в трёх шагах от него. Гаэтана, безусловно, слышала весь разговор. Она всё слышала… Вспомнив свой последний разговор с Черубиной, Ладзаро почувствовал, что у него свело зубы. Вспомнил он и взгляд Тристано, когда тот припёр его к стенке и вынудил всё рассказать. Чего в этом мгновенном взгляде было больше — омерзения или жалости? А что же подумала тогда о нём Гаэтана?
Мессир Альмереджи вообще-то бедным не был, его годовой доход был вполне приличным, да и Тристано д'Альвелла не скупился, оплачивая его доносы. Но свои деньги Ладзаро тратить не любил. Играл тоже с переменным успехом и в последние годы открыл приятный способ поправлять свои денежные дела с помощью беспроцентных ссуд дворцовых потаскушек — Черубина никогда не требовала немедленного возвращения долгов, давала деньги не в рост, а порой и просто забывала о них. И Ладзаро Альмереджи вовсе не считал, что живёт на содержании у потаскухи, просто… просто… А что просто?
Гаэтана считает его подонком и распутником. И любит. Она любит его? Как это? Ладзаро Альмереджи не был дураком, но этого не понимал. Понимание не вмещалось в него. Но он понимал, что воспользоваться девицей не сможет. Гаэтане он не задурит голову и не проведёт её, она не клюнет на обычные пустые словечки о любви. Он не сможет да и ни на мгновение не захочет сделать Гаэтану своей любовницей. Она пугала его и упаси его Бог подойти к любви такой девицы — она расплющит его. Именно это не проговорённое понимание вдруг проступило в нём, оно-то и изнурило. Ладзаро Альмереджи, не замечая того, кусал губы почти до крови и трясся в ознобе.
Он не любил её. Злился и раздражался при виде её гневного взгляда… Странно, но с той минуты, когда он услышал признание Гаэтаны и понял, что причиной её неприязненного отношения к нему была любовь, Альмереджи уже не чувствовал никакого отторжения от неё. Он вспомнил, как на турнире, не узнав Гаэтану, любовался её красотой, пожирал глазами её прелести. Но это не могло так отяготить его. Отчего же так мерзко на душе-то? Кому не приятно быть любимым? Отчего же так гадко-то?
А то, что девица вовсе и не хочет любить его! Она сама это сказала! А почему она не хочет любить его? «Потому, что она знает, что ты распутник и подонок, Ладзарино…» Альмереджи едва не взвизгнул, услышав эти странные слова. Кто это сказал? Ладзаро испуганно озирался, но веранда, озарённая белым лунным светом, была пуста.