Без штанов – но в шляпе
Шрифт:
– В Сети все обалдеют от такого видео! – восхищенно восклицал он. – А все пацаны просто офигеют. Эй, дяденька, посмотрите сюда, вас сейчас весь мир видит! Эй, кому говорю, сюда смотрите! В камеру!
Но Эрнст уже остановил бульдозер. Светиться перед всем миром в качестве убийцы сразу четверых человек ему явно не хотелось. Он вылез из кабины машины, а разочарованный парнишка еще и швырнул в него комом грязи. Он промазал, ком отскочил от железного бока машины, не оставив на нем даже вмятины. Но этот поступок опять же послужил сигналом для остальных. Люди принялись закидывать машину камнями, мусором и палками.
Кто-то принес упаковку яиц, откуда-то появились помидоры и пакеты с испорченным кефиром. Всего через несколько минут бульдозер превратился в некое абстракционистское полотно, напоминающее бред сумасшедшего. Истратив все свои метательные заряды, защитники Ларисы и Богдана встали цепью перед их домом. Взявшись за руки, люди хмуро смотрели на противников, давая тем понять, что никуда они отсюда не уйдут. И сегодня тем снести дом не удастся.
Видимо, люди Эрнста тоже это поняли. Потихоньку они начали отступать. Первым укатил Эрнст, которому все же досталось помидорчиком по физиономии и под глазом которого сейчас зрел приличных размеров синяк. Следом за ним укатили на своих иномарках юристы, забрав разгоряченного старика. И последними ушли рабочие. Они двигались во главе с перемазанным всем, чем только можно, бульдозером и напоминали остатки побежденной армии Наполеона.
Когда последний из них скрылся за деревьями, победители разразились торжествующими криками. Ларису с Богданом обнимали все подряд. Несколько поцелуев от родных досталось и подругам. Но те никак не могли забыть, что эти же люди предлагали оставить их на погибель, а самим спасаться, и поэтому быстро собрались и уехали.
В конце концов, у них имелась идея, как спасти дом Ларисы и Богдана, и чтобы никто больше при этом не пострадал. Торжество защитников они считали несколько преждевременным. Если не устранить главного виновника – Григория Селиванова, то Эрнст и ему подобные так и будут тревожить людей.
– Вчера вечером мне удалось разговорить Эдика. После того как он выпил мой «разбудитель», он сделался очень разговорчивым.
Средство подействовало даже лучше, чем ожидала Леся. Эдик совершенно протрезвел и выразил желание свернуть для Леси горы, перепахать поля и если понадобится, то и повернуть реки вспять. Одним словом, Эдик был не вполне трезв, думал, что влюбился, и этим его состоянием следовало воспользоваться, пока оно не прошло.
– Одним словом, если говорить вкратце, то тот код, которым Лисица закрыл базу данных с информацией на Селиванова и Добрякова, Эдик взломать отказался. По его словам, у них в отделе о начальнике ходят самые невероятные слухи. Пытаться ему противостоять Эдик не захотел.
– Постой, – перебила подругу Кира. – При чем тут какой-то начальник Эдика? Мы ведь говорим про Лисицу и его базу данных!
– А он и есть начальник.
– Кто?
– Лисица!
– Чей начальник?
– Эдика и всего их отдела. Ты что, не знала?
Кира помотала головой.
– Можно подумать, ты знала!
– Со вчерашнего вечера, – гордо отозвалась Леся. – Представляешь, наш Лисица – уже начальник отдела! Правда, у него в подчинении всего пять человек, но ведь и это достижение?
– А какого? Какого отдела он начальник? Чем конкретно занимается Лисица?
Увы, этого Эдик, несмотря на всю свою влюбленность, не сказал. И вообще, говоря много о своей работе, он удивительным образом ничего не говорил. Подруги уже сталкивались с такой особенностью некоторых людей. К примеру, Таракан, если ему задавать вопросы о его службе, пускался в воспоминания полувековой давности, которые в наши дни не могли уже принести никому вреда. Да и Лисица, стоило ему связаться с Тараканом, сильно изменился. Раньше подруги знали о каждом его шаге, Лисица ничего от них не скрывал. А теперь они узнавали лишь об отдельных, никак между собой не связанных эпизодах.
Но несмотря на свое явное нежелание говорить о делах служебных, Эдик пылал чувствами и желал всячески угождать Лесе.
– Так что я ему сказала, что Леонид Пельцер – это мой дальний родственник, который в семидесятых годах прошлого столетия эмигрировал из страны, его семья – жена и сын – собирались эмигрировать вместе с ним. И мы, не одобряя этот их антисоветский поступок, потеряли с ним всякую связь.
– Ерунда какая-то!
– Ничего не ерунда! Тетя Эмма, жена моего дяди Саши, увезла его с собой в Израиль в те же годы. Так что ты думаешь, наши патриархи начали с ними общаться лишь только сейчас, когда в Израиле стало все плохо! Когда там было хорошо, они их и знать не желали.
– И что с Леонидом Пельцером? Верней, уже можно сказать, что там с твоим дядей Леней?
– Эдди сказал, что он попытается найти его следы. Наведет справки.
– И когда это будет?
– Он обещал поторопиться. А потом… потом сам предложил поискать родственников дяди Лени, которые могли вместе с ним и не эмигрировать.
– И… и что?
– А вот!
И жестом знаменитого фокусника Леся извлекла из сумочки маленький желтый квадратик бумаги, густо исписанный убористым, округлым, очень четким почерком.
– Адреса и явки всех родственников Леонида Пельцера, оставшихся в Советском Союзе! Два адреса, три телефона, пять имен!
– Адрес его сына, Федора, тут есть?
– Да!
– Так поедем прямо сейчас к нему!
– Подожди. У меня есть еще адрес и телефон детей Федора – Анны и Виктора Селивановых.
– Почему они Селивановы? Федор ведь, наверное, носил фамилию своего отца – Пельцер?
– Только до того, как последний эмигрировал из Советского Союза. В тот же год мать Федора – Ирина, вышла замуж в третий, и последний, раз за гражданина Селиванова. Он и усыновил Федора, дав мальчику свою фамилию.
– Почему Селиванов усыновил только Федора?
– У Миши отец был в наличии. Пусть Ирина и считала первого мужа непутевым мечтателем, но он имелся в наличии и о сыне своем заботиться не отказывался. А вот Леонид сбежал в Америку, связь с ним прервалась. Ирина решила, что пусть лучше сын носит фамилию отчима, чем предателя-отца.
– Мексиканские страсти. По-моему, просто глупо.
– Вполне в духе матери трех мальчиков. Разве ты еще не поняла?
Подругами было решено ехать к племянникам Селиванова, которые и сами носили фамилию своего дяди. Хотя их домашний телефон издавал лишь длинные гудки, в душах подруг теплилась надежда разузнать что-нибудь о молодых людях у их соседей.