Без шума и пыли (сборник)
Шрифт:
Он сделал шаг в сторону, давая мне дорогу.
Ну не укусит же он меня, в самом деле, — я смело шагнула через порог.
— Меня зовут Александр. — Художник запер за мной дверь и пригласил в комнату.
— Ольга, — представилась я.
— Ха, — непонятно по какому поводу хохотнул Александр, — замечательно. Присаживайтесь.
Я огляделась по сторонам, примериваясь, куда бы можно было приземлиться. На диване лежала неубранная постель, а единственное кресло было завалено разнообразной одеждой. Наконец я заметила обшарпанный стул, на котором лежал лист ватмана. Я приподняла
Александр, не обращая на меня никакого внимания, готовился к работе. Он достал со шкафа тубус, вынул из него лист ватмана и прикрепил к чертежной доске, сняв с нее предварительно несколько небольших эскизов, которые бросил на стол поверх остального хлама. Затем он достал из внутреннего кармана куртки фотографии полного лысоватого мужчины и прикрепил их в ряд к верхнему обрезу чертежной доски. Только после этого он снял куртку и, бросив ее на кресло, устроился за импровизированным мольбертом.
— Александр, — спросила я, решив хоть как-то использовать сложившуюся ситуацию, — а вы хорошо знаете Терещенко?
— Лильку-то? — не оборачиваясь от доски, переспросил он. — Она здесь уже полгода квартиру снимает. Нинка — хозяйка квартиры — переехала к своему хахалю в центр, а квартиру решила пока сдать.
Александр быстрыми точными движениями сделал несколько легких эскизов в углу листа ватмана и, выбрав один, начал переносить его на большой лист.
— Она ведь не замужем? — снова спросила я.
— Кто, Нинка? — водя карандашом по бумаге, спросил Александр.
— Да нет, Лиля.
— Ха, — он как-то неопределенно мотнул головой, — до вчерашнего дня вроде была не замужем.
— А вы вчера ее видели?
— Видел, — кивнул он. — Я вчера утром у нее тридцатник занял на опохмелку, сегодня обещал отдать.
Да ты, дружок, поддаешь, как все люди искусства. То-то мне в лифте показалось, что пахнуло спиртным.
— А сегодня вы ее не видели?
— Нет, — он отрицательно покачал головой. — Сегодня у меня работы полно было, я рано ушел, а она обычно дрыхнет часов до одиннадцати.
— А вчера вечером?
— Ха, вчера я рано уснул, часов в девять, перебрал маленько, но до девяти ее точно не было. Хотя… — карандаш повис над листом ватмана, — кажется, ночью, сквозь сон, я слышал какой-то шум…
— Шум чего?
— Закрывающейся двери… — Он снова начал водить карандашом по бумаге.
— У вас здесь такая хорошая слышимость?
— Ха, так дом же у нас панельный — мне всегда слышно, когда у нее дверь хлопает. Да, Оля, — он вдруг как-то встрепенулся, но от работы не оторвался, — идите-ка на кухню — заварите чайку.
Я пожала плечами и, оставив «Никон» на стуле, отправилась в указанном направлении. Там был такой же беспорядок, как и в гостиной, которая одновременно служила и спальней, и мастерской, ну и так далее. Поставив чайник на плиту, я нашла чай, сполоснула заварочный чайник и пару стаканов. Мысль о том, куда запропастилась Терещенко, не давала мне покоя. Получается, что вчера, то есть сегодня ночью домой она вернулась. Неизвестно только, одна ли она пришла? Но если даже и не одна… Непонятно, где она находится сейчас? На работу она не явилась — значит, что-то с ней случилось. Нужно осмотреть ее квартиру, может быть, это что-то прояснит. Я вернулась в гостиную.
— Александр, у вас случайно нет ключей от квартиры Лили?
— Ха, вы что, думаете, что я… — Его плечи затряслись от смеха. Наконец он успокоился. — Нет, девушка, ключей у меня нет. Если хотите, можете сходить к Нинке, у нее есть запасные, только вот вопрос: даст ли она их вам?
— Вы знаете ее адрес? — с надеждой в голосе произнесла я.
— Сейчас посмотрю.
Нина Воротынцева жила на улице, носившей имя героя гражданской войны Василия Чапаева. Новый девятиэтажный дом стоял во дворе, проезд в который перегораживал полосатый металлический шлагбаум. Я остановила машину у арки, прикидывая, как быть дальше? Я уже собиралась выйти и повернуть полосатую трубу, чтобы освободить проезд, как рядом с моей машиной появился невзрачный мужичок в темно-синей замызганной куртке и в клетчатой кепке, из-под которой выбивались редкие сальные волосы.
— Куда направляетесь, дамочка? — прошепелявил он, потирая небритый подбородок.
— Пресса. — Я сунула ему под нос редакционное удостоверение.
— Вообще-то у нас проезд платный, — вздохнул он и поплелся открывать шлагбаум.
Наконец путь был свободен, и я въехала во двор. Уже начинало смеркаться, и на очистившемся от туч небе появились первые звезды. Вход в подъезд закрывала металлическая дверь с ручкой в виде шара, рядом с дверью был приделан домофон. Я набрала номер квартиры, в которой жила Воротынцева, и через несколько секунд мне ответил приятный женский голос, немного искаженный радиопомехами:
— Кто там?
— Меня зовут Ольга Бойкова, — сказала я в микрофон. — Мне нужна Нина Михайловна.
— Это я, а что вам нужно?
— Я разыскиваю вашу квартирантку Лилю Терещенко, она сегодня не пришла на работу.
— Не понимаю, что вы хотите от меня? Я не видела Терещенко с начала месяца.
— Нина Михайловна, если вы меня впустите, я вам все объясню.
В домофоне повисло тягостное молчание — видимо, Воротынцева соображала, что предпринять.
— Хорошо, заходите, — наконец услышала я.
Что-то щелкнуло в замке, и, потянув за ручку двери, я вошла внутрь и направилась к лифту. Когда я поднялась на четвертый этаж, из приоткрытой двери квартиры выскочил белый бультерьер с коричневой спиной и, обнюхав меня, снова исчез за дверью.
— Не бойтесь, — успокоила меня Нина Михайловна — дамочка с круглым холеным лицом, — проходите.
Опасливо поглядывая на собаку, я миновала широкую прихожую и очутилась в просторной гостиной.
— Присаживайтесь. — Воротынцева показала на огромное бежевое кресло, а сама устроилась на стуле и выжидательно посмотрела на меня. — Я работаю в газете. — Почему-то мне не хотелось посвящать Нину Михайловну в события предыдущей ночи. — Мы договорились с Лилей об интервью с фотографиями, но ее дома не оказалось, на работу она сегодня тоже не вышла…