Без шума и пыли
Шрифт:
— Смири гордыню! Иди вперед коленопреклоненно! — повелел глас. Это означало, что Вредлинский должен был смиренно нагнуть голову, глядеть в пол и ползти на коленях вперед, пока его не остановят. Если учесть, что пол был выложен не слишком хорошо отшлифованным мрамором, а также возраст Эмиля Владиславовича, это было не самое легкое испытание. К тому же, глядя в пол, Вредлинский не очень хорошо ориентировался в пространстве и сильно беспокоился, что вскорости стукнется головой о возвышение. Да уж! Придумал друг Паша, как поиздеваться…
Впрочем, драматург знал, что, по идее, он не должен доползти до самой «сцены». Согласно обряду где-то на середине зала
— Посвящение в члены клуба предваряется гаданием на цитатах из дневников императора Николая II. Цитаты разложены на столе наподобие экзаменационных билетов. Новопосвящаемый должен взять наугад одну цитату и прочесть ее перед магистрами высшего совета братства. Им принадлежит право толковать скрытый, мистический смысл цитаты и определить, будешь ли ты принят в братство сразу как действительный член, как кандидат в действительные члены и будешь ли ты принят вообще. От того, какую цитату вложит в твои руки Провидение, будет зависеть очень многое…
— Даже жизнь, может быть? — спросил Вредлинский с иронией.
— Возможно, и жизнь, — ухмыльнулся Пашка. Тогда Вредлинскому показалось, будто Манулов шутит и нагоняет страху с единственной целью: заставить бывшего однокашника посерьезнее отнестись к ритуалу посвящения. Сейчас, когда он, скрипя всеми суставами и согбенным позвоночником, передвигал спутанные балахоном колени по шероховатому полу, ему было не до шуток. Более того, он все больше ощущал страх от того, что ему предстоит. Какой аллах ведает, по каким принципам магистры перетолкуют текст? Вредлинский читал дневники Николая и кое-что помнил почти дословно. Дневники эти, с точки зрения историка, были малоинформативным источником. И записи в нем содержались в основном бытовые, скучные, ничего, по сути дела, не содержащие. Что там вообще можно толковать?! Но это с обывательской точки зрения. А вдруг магистры-мистики, если Вредлинский вытянет запись о том, как государь от скуки стрелял в Кремле ворон, найдут в этом указание на то, чтоб уничтожить «новопосвящаемого»?!
— Остановись! — Вредлинский ждал этой команды, но она последовала внезапно.
— Поднимись с колен, но не поднимай глаз!
Эмиль Владиславович, кряхтя, поднялся на ноги и с удивлением обнаружил, что находится в двух шагах от просторного стола, на котором были разложены не менее сотни прямоугольных открыток голубого цвета, с овальными цветными портретами императора. Открытки лежали ровными рядами, наложенными друг на друга, и с расстояния казалось, будто стол накрыт неким лоскутным ковром.
Вот чудеса! Вредлинский был готов поклясться, что .несколько минут назад, когда он только-только очутился в зале, этого стола тут не было. Конечно, его могли незаметно принести, пока Эмиль Владиславович полз на коленях, глядя в пол и не решаясь приподнять голову. Но откуда? Если из той двери, через которую вошел сам Вредлинский, то стол неизбежно должны были пронести мимо него — а он даже шагов не слышал! И впрямь, чертовщина какая-то, мистика!
Вредлинский выдернул из бумажного ковра, покрывшего обширный стол, голубой прямоугольничек. Внешне он ничем не отличался от десятков других.
Портрет последнего российского царя, восседавшего на троне с ореолом святого великомученика вокруг головы и атрибутами императорской власти в руках, означал, что данный масонский клуб придерживается
Пожалуй, Вредлинский мог бы еще тогда задать Пашке множество вопросов. Например, о том, что бывают масоны-монархисты, он в первый раз слышал. Неужели можно всерьђз надеяться на восстановление самодержавия или конституционно-монархического строя? Неужели огромная, пусть и «демократическая», российская правящая элита мирно-добровольно поклонится в ножки правнуку великого князя Кирилла Владимировича? Того самого, который в дни Февральской революции привел к Думе гвардейский флотский экипаж под развернутым красным знаменем. Тем более что этот правнук Георгий — потомок еще и грузинских царей Багратионов, и немецких императоров Гогенцоллернов!
Кроме того, Эмиль Владиславович не очень понимал, с чего это Николая II считают «Русским Гамлетом»? Под ситуацию принца датского более-менее подходил Павел I. Его отец был убит любовниками матери, и он мстил фаворитам Екатерины за убийство отца и совращение матери, хотя непосредственные организаторы переворота 1762 года уже давно покоились во гробах. А Николай вроде бы восприял престол после вполне естественной кончины отца…
Но Вредлинский не стал задавать этих вопросов на «инструктаже», а сейчас, когда он держал в руках открытку, решавшую его судьбу, — тем более.
Он перевернул открытку дрожащей рукой и увидел отпечатанную золотым тиснением запись из царского дневника за 1916 год.
— Подними голову, откинь капюшон и читай священную цитату вслух! потребовал глас.
Эмиль Владиславович с удовольствием остался бы под прикрытием капюшона, даже в этом, как казалось поначалу, совершенно пустом зале. Хотя он прекрасно знал, что это ничего не изменит. Его запоминающийся дискант, столь часто звучавший в последнее время с телеэкрана, конечно же, в любом случае сорвет с него маску. Его узнают. А что, если среди здешнего братства найдется кто-то из коллег? В их богемной среде и без того хватает всевозможных грязных интриг. Разве мало у него врагов в писательской и актерской среде, которые и во сне повторяют слова уже составленной ими последней речи над его могилой?!
Когда Вредлинский поднял голову и откинул капюшон, то изумился еще больше. Там, на возвышении под гербом и портретами, где несколько минут назад стояли пустые кресла, откуда-то взялись пять фигур, одетых в некое подобие судейских мантий из черного бархата, в длинных париках а-ля Александр Данилович Меншиков и одинаковых черных масках, закрывавших все лицо вплоть до подбородка. На шее у каждого было нечто вроде жабо, которые носили западноевропейцы в XVI веке, а на руках — голубые шелковые перчатки. Ни одного миллиметра собственной кожи этих господ Вредлинский не увидел.
Это тоже предусматривалось «сценарием» ритуала. Манулов так и сказал: «Потом появятся магистры высшего совета братства…» Но он не предупредил, как именно эти магистры появятся. Во всяком случае, не сказал, что они появятся как черти — неведомо откуда.
— «Восьмое октября. Суббота…» — прочитал вслух, как это требовалось по ритуалу, Вредлинский и умолк, ощупывая нервным взглядом лица, точнее маски, слушателей. Ему казалось, что уже после того, как он прочтет дату и день недели, в который была сделана запись, магистры как-то отреагируют. Тем более если он вытащит цитату со своим смертным приговором…