Без социалистического реализма (рассказы)
Шрифт:
– - Глупости, Коля! Кому это интересно смотреть старые фотографии? К тому же они, наверное, уже разошлись.
– - Котинька, я обещал...
– - Боже мой, ты, наверное, пьян! Ты что, опять хочешь идти через коридор, будить всех? Тебе мало одного скандала?.. Никуда я тебя не пущу!
– - А я тебя и спрашивать не буду!
– - отрезал Косогоров.
– - Мама, ты слышишь?
– - плаксиво заныла Катерина Семеновна, обращаясь к ширме, за которой спала ее мать.
– - Хамло!
– - мгновенно и охотно отозвалась теща.
– - Был хамом и остался хамом!.. Прокрался в нашу семью, как тать
– - О, небо!
– - Николай Артемьевич зажал уши и несколько раз, не особенно больно, стукнулся головой о стену.
Потом, не обращая внимания на ругательства и причитания, он решительно ринулся к комоду, воткнул в вазу испоганенный букет, достал из нижнего ящика альбом со старыми фотографиями и, хлопнув дверью, опять споткнувшись в темном коридоре о корыто, поспешно выскочил на лестницу. В квартире, как в потревоженном осином гнезде, стояли шум и брань. Николай Артемьевич досадно лягнул каблуком дверь и побежал вниз по лестнице. В вестибюле, тускло освещенном запыленной лампочкой, он поправил галстук, одернул пиджак, привел себя в порядок, как актер перед выходом на сцену, и, лучезарно улыбаясь, шагнул из неуютного запустения на улицу.
Была как раз та пора, когда день приходил на смену ночи. Когда свет, наплывая волной с востока, захватывал небо, прижимая темноту к земле. Вверху уже было утро -- окрашенные свежей синевой, обрызганные легким багрянцем облака застыли на месте, словно скованные тяжелой и сладкой последней дремой; внизу, у самой земли, серая и влажноватая мгла призрачно дрожала, убиваемая светом, растворялась, умирала без следа и умирала быстро, ощутимо.
Молодежь, сгрудившись, о чем-то оживленно разговаривала. Слышался смех. В стороне, в нише подворотни, стояли обнявшись и застыв в продолжительном поцелуе, Конев с Верочкой Тинской, не особенно преуспевавшей в науках, но самой красивой ученицей в классе. Николай Артемьевич смущенно кашлянул и поспешил отвернуться.
– - Мои юные прекрасные друзья!
– - Николай Артемьевич произнес коротенькую торжественную речь, в которой опять напомнил о широко открытых дверях, о замечательном будущем, сделал упор на то, что "только в нашей стране, в стране победившего социализма..." и окончил немного сентиментальным "когда я, возможно, уже не буду жить на свете, лет этак через тридцать, быть может и вы, тогда уже убеленные сединами, покажете молодежи, как я вам сейчас покажу, свою выпускную фотографию..."
Дальше он не мог говорить, горький комок подкатил ему к горлу, и он, нагнув голову, начал листать страницы альбома.
Бывшие ученики сразу же узнали его на общей фотографии. Высокий, стройный, с открытым лицом, он стоял в центре выстроившихся в две шеренги полумесяцем группы и держал красное знамя.
– - Вот вы какой были!
– - наивно удивилась Жанна Бочарова, скромная девушка с большими и задумчивыми глазами.
– - Да был, когда-то!
– - Косогоров слегка выпятил грудь и также, как и на фотографии, гордо приподнял голову.
– - А почему с красным знаменем?
– - спросила Жанна Бочарова.
Николай Артемьевич улыбнулся:
– - Наша группа была первой во всем городе, состоящая на сто процентов из пионеров. Двадцать три ученика и двадцать три пионера. Я, между прочим, был звеньевым. Теперь это обыденное явление -- младшие классы сплошные пионеры, старшие -- сплошные комсомольцы. А тогда это было ново, необычно. За это нам и преподнесли красное знамя.
– - Скажите, Николай Артемьевич, а вы часто встречаетесь с ними?
– Вадим Маслов показал на групповую фотографию.
– - Вот мы всем классом приняли решение каждый год встречаться, до конца жизни встречаться, рассказывать друг другу о делах, успехах. Это очень интересно будет!
Более чем за четверть века педагогической деятельности Косогоров не помнил ни одного выпускного класса, который бы не договаривался о ежегодных встречах "до конца жизни". Но за все это время, кажется, два или три класса встретились на следующий год, да и то половинным составом. Еще через год и эти не встречались. Однако, разочаровывать молодых людей было неудобно. Особенно сейчас. И он сказал:
– - Это замечательно! К сожалению, мы в свое время до этого не додумались.
И тут заговорили все наперебой. Все загорелись идеей устроить встречу соучеников Косогорова. Николай Артемьевич против этого не возражал. Ему даже понравилась идея встречи через тридцать три года, да и фамилии соучеников были записаны на обороте фотографии. Так что разыскать их было не особенно трудно.
В общем, когда из окон стали высовываться заспанные лица жильцов, разбуженных поднятым на улице шумом, когда после просьб послышались угрозы и ругань, компания разошлась, но первый камень для устройства встречи был заложен. Чтобы все было интереснее, все бывшие соученики и пионеры звена Косогорова должны были увидеть друг друга только на самой встрече.
Шли дни, недели, и вот как-то под вечер к Косогорову пришел Вадим Маслов, назначенный "уполномоченным по розыскам", и сообщил, что встреча состоится на следующий день.
– - Кто же будет из моих пионеров?
– - полушутливым тоном спросил Николай Артемьевич.
Вадим поправил сползавшие тяжелые очки и пожал плечами:
– - Завтра увидите. Итак, в пять вечера, в парке Культуры, около фонтана.
Точно в назначенное время Николай Артемьевич Косогоров подошел к фонтану. Он был несколько взволнован и зябко потирал руки.
– - Ну-с?
– - проговорил он, пытливо вглядываясь в лица своих бывших учеников.
– - Где же вы прячете их от меня?
И в это время за его спиной раздался хрипловатый и наглый женский голос:
– - Товарищ звеньевой! Пионерка Шура Виноградова явилась на сборы!
Косогоров вздрогнул от неожиданности и, повернувшись, увидел толстую приземистую женщину в вызывающе ярко-красном платье. Лицо ее, с маленькими, заплывшими жиром глазами, было помято, потрепано и сильно накрашено. Рыжие волосы взбиты копной. Она по-пионерски салютовала, приложив руку запястьем наискосок ко лбу, и, стараясь стоять "смирно", выпячивала живот.
"Это Шурочка?" -- подумал, неприятно пораженный, Косогоров. И он невольно припомнил малорослую, щупленькую и очень тихую девушку.
– "Кажется, она была тогда брюнетка?.."