Без Веры...
Шрифт:
— А ну уймись, утроба пустая! — рявкнул желчный, для убедительности втыкая увесистый нож в разделочную колоду. Разгорелся скандал, и я поспешил уйти — хуже нет, чем быть свидетелем чужого конфликта, и не дай Бог стать участником!
— Да как вам не стыдно цену так задирать, иродам!? — подхватила маленькая, но решительная старушонка, — Народ голодует, а вам лишь бы мошну набить!
— Да что ты пристала, старая?! — сагрился на неё один из продавцов, невысокий мужчина с противной, совершенно крысиной физиономией, — Шла себе, да и иди куды шла!
— Да вы всё равно жа выкидывать будете! — влез в разговор
— Да, да! — закивала старушонка, — И так, ироды, цены до небес позадирали, а людям хучь зубы на полку! Што таперича, помирать прикажешь?
— А ето не моё дело, старая! — вступила в перепалку красномордая торгашка, упирая руки-окорока в засаленный фартук и раздувая широкие ноздри, — Хоть бы и помирай! Вона, давно тебя черти в аду заждались! Ступай себе…
Торгашка басовито захохотала, а у бабки слёзы из глаз аж брызнули.
— Да чтоб тебя… — беспомощно сказала старушонка, не в силах подобрать слова.
— Иди уже, старая! — выкрикнул крысомордый, выскакивая из-за прилавка, — Надоела!
С этими словами он подтолкнул её… слегка, но бабке хватило. Охнув, она упала на каменные плиты и…
— Падаль! — рыкнул старик, делая шаг вперёд и впечатывая крысомордого лицом в требушину. Не удовлетворившись этим, он весьма ловко подбил ему ноги костылём, и уже лежачему влупил под рёбра.
— Ах ты! — взревел мясник по соседству, хватаясь за топор, но пока не двигаясь с места, — Это что же такое…
А потом проехался по матушке старика, да так изощрённо, что я только головой качнул, ускоряя шаги и пытаясь выбраться наружу до того, как здесь начнётся гвалт на весь рынок и скандал с привлечением полиции.
Старик, не рассуждая долго, броском бараньей ноги заткнул матерщинника, но почти тут же прилёг на пол после оплеухи торгашки.
— Полундра! — почти тут же заорал заглянувший в мясные ряды флотский с рукой на перевязи так, что я аж присел, оглушённый децибелами, — Мясники наших бьют!
Ныряю за дверь… а там уже несётся над рынком многоголосое и не рассуждающее:
— Полундра! Наших бьют!
Мелькнула, да и пропала мысль, что я сам хотел подраться, но… не тот случай. Драка на рынке с торгашами, ну что может быть пошлей?!
— День ВДВ, — бормочу себе под нос, стараясь не попасть под раздачу.
Поскольку рынок уже закрывался, покупателей здесь немного, и торговцы поначалу дали отпор морякам и… скажем так, неравнодушным гражданам. Но уже бегут от Артбухты моряки [49] , притом не только военные… бегут местные рыбаки и чёрт те кто, желающие принять участие в давно назревшей кулачной дискуссии.
49
Донесения севастопольской жандармерии за 1916 г. пестрят многочисленными сообщениями о столкновениях матросов с полицией. В донесении от 27 июля 1916 г. говорится о плохих взаимоотношениях между матросами и полицией. «Настроение это… выражается в том, что матросы, по сведениям с судов, из экипажа, полуэкипажа, бонового дела и т. п. вспомогательных
— Твою же мать! — выкрикиваю в панике, уворачиваясь от жердины в руках пожилого торговца, обрушившейся в итоге на спину матроса, — Это совсем не то, о чём я думал…
К выходам не пробиться, там давка! Торгаши держат оборону, матросы и их союзники штурмуют крытый рынок по всем правилам военной науки. Изнутри видно плохо, но летают камни и комья земли, мелькает дреколье и уж слышится истошное…
— Уби-или!
А внутри рынка — натурально Колизей! Между рядов бегают во все стороны бабы и детвора, старики размахивают сучковатыми палками. Со свистом рассекают воздух тушки кефали, растопырив мёртвые лапы, летят ощипанные куры и рассыпаются под ноги давленые сливы.
— Твою мать… — уворачиваюсь от пролетевшей мимо рыбьей головы, сбившей с ног какую-то тощую девчонку в платочке, влепившись ей в спину. Плюнув мысленно, подхватываю девочку под руки и затаскиваю под прилавок, пока не затоптали.
Очухавшись, девчонка села напротив меня молча, обхватив коленки руками и опасливо поглядывая из-под прилавка круглыми глазами на мельтешение ног.
«Я не такую драку заказывал!» — вылезает у меня странная, возмущённая претензия неведомо кому, а вслед за этим — желание пожаловаться на… хм, производителя услуг.
— Спасибочки, — перебивает девчонка мои дурные мысли, — Если бы не ты…
Она зябко поводит плечами и замолкает. Киваю молча, и вздохнув, посильнее вжимаюсь в прилавок.
Какая-то возня, топтанье, борьба… Потом победитель, закряхтев, сел на корточки, прижимая ладонь к лицу и охая. Увидев нас, вызверился неожиданно…
— Ах вы… — он отскочил и через несколько секунд вернулся с обломанной жердиной с расщеплённым концом, которым и начал тыкать в нас с неожиданным озверением, — байстрюки… Семя всё ваше проклятое…
Ухитрившись, перехватываю-таки жердину и выкатываюсь из-под прилавка, шипя от боли в ушибленной руке. Да ещё, к гадалке не ходи, занозы потом выковыривать!
Коротким выпадом в солнечное сплетение сажаю агрессора на жопу и для верности (нельзя оставлять за спиной недобитков!) добавляю пяткой по челюсти. Готов!
— Фому?! — взревел коренастый свинообразный мужик под пятьдесят с лопатообразной бородой, сагрившись на меня, — Убью!
Летел он в лучших традициях регби, вжав голову в плечи и наклонив голову. Уворачиваюсь от него танцевальным пируэтом…
… и едва не падаю на давленой гадости под ногами! Но всё ж таки в последний момент успеваю уйти в сторону, сунув свинообразному жердину между ног.
Сперва хрустнула сломавшаяся жердина, потом башка свинообразного, встретившегося с прилавком. У руках у меня осталась коротенькая дубинка с расщеплённым концом и длиной чуть более полуметра.
— Да что ты будешь делать! — расстроился я, и добил размочаленную деревяху о голову крысомордого, навалившегося на какую-то воинственно визжащую дородную бабу, дрыгающую оголившимися ногами.