Без Веры
Шрифт:
– Сорок и есть, – согласилась кустодиевская красавица. – Може, чуть боле; може, помене. Но где-то так.
– Его и ищу. А что, у вас в Ижме, Савв больше нет? – с ехидцей поинтересовалась Кристина, довольная тем, что с первой попытки нашла кого надо. – Так мало? Лишь двое? Вернее, теперь только один? – поправилась она, вовремя вспомнив о безвременно ушедшем из жизни в Ухте у свояченицы: Савве Рубашкине.
– Только один, – рассмеялась ее собеседница, чутко уловив в последнем вопросе подкол. – Есть еще Полиграф. Не желаешь?
– А он симпатичный?
– Тьфу! Импотент! – слишком уж агрессивно выплюнула бабенка характеристику
– Нет, не слыхала, – отрицательно покачала головой Кристина и еще раз повторила про себя имя этого прапора: «Паша Шевчук. Надо рассказать о знакомстве с его женой Костоправу. А вдруг пригодится?»
У магазина Татьяна сразу же выцепила из компании забулдыг здоровенного, внешностью напоминающего йети, аборигена, наряженного в драную телогрейку, из которой торчали клочки бурой ваты, и в огромные, размера шестидесятого, черные валенки.
– Вот, – представила она Кристине проводника. – Эт Геныч. Доставит тебя к Баранову в лучшем виде. Слышь, косолапый? – Татьяна решительно зацепила рукой мужика за отворот телогрейки. – Девочку чтобы не обижать. И другим не давать. Головой отвечаешь. Потом загляни ко мне. Налью самогону. – Она наклонилась к Кристине и шепнула на ухо: – Начнет клянчить денег на опохмелку, не давай. Скажи, что нету. Слышала, что я ему посулила? Дык вот и достаточно. Не хрена ему, ласковому теленочку, сразу с двух маток сосать. Ну, бывай. Заглядывай в гости. Спросишь у дяди, как найти Шевчуков, он объяснит. А мой дом с ихним соседний. Желтый такой. За зеленым заплотом.
– Хорошо, я зайду, – пообещала Кристина и поспешила следом за мужиком, с места набравшим предельную скорость. Здоровяку-алкоголику не терпелось поскорее управиться с поставленной перед ним задачей и бежать к Тане за обещанной самогонкой. И, словно Т-80, он уверенно пер вперед по узким протоптанным в снегу тропкам, иногда срезая углы через высокие сугробы. Пока добрались до Болота – нескольких двухэтажных деревянных домов, сбившихся в кучку даже не на окраине, а чуть в стороне от поселка, – Кристина успела вспотеть, и у нее с непривычки начало покалывать в боку.
– Вот здеся, – лаконично прогудел снежный человек.
Весьма неприглядный снаружи, внутри дом – во всяком случае, на втором этаже, который занимала квартирка Баранова – оказался довольно уютным и прибранным.
По чистому крашеному полу настланы простенькие дорожки. На подоконнике в комнате, куда хозяин любезно пригласил Крис, расставлены несколько горшочков с цветами. Старый цветной телевизор накрыт кружевной салфеткой. В печке-голландке потрескивают дрова. На покрытом лоскутным покрывалом диванчике кверху брюхом валяется жирный кот – само воплощение лени и безмятежности. Все просто и непритязательно, но в то же время надежно и крепко. Везде, в любых мелочах в этом доме ощущается хозяйственная мужская рука. И заботливое женское участие.
«Живет этот Савва, наверное, с женой или матерью. А может, с сестрой, – предположила Кристина, устраиваясь за круглым столом, покрытым бордовой плюшевой скатертью. Такие во времена коммунистов вместе с графинами и монотонными, ввергающими в сон выступлениями являлись непременными атрибутами любого праздничного мероприятия. – Я явно попала не в дом пропойцы или бездельника. И это радует. Такой скорее не запорет возложенное на него поручение. Но и уговорить его будет сложнее».
К счастью, в последнем она оказалась не права. Савву уговаривать не пришлось. Просьбу о помощи он воспринял как должное.
– Помню-помню ентого водолаза, – усмехнулся Баранов, дочитав записку, которую Крис отдала ему сразу, как только вошла в квартиру. – Слышал потом, что дружка его подстрелили, а он, значица, еще пару месяцев посидел и внове побег. Уже поудачнее. Скока, гришь, погулял на свободе?
– До нового года. – Кристина наблюдала за маленьким, один к одному отвечающим своему описанию мужичонком с кривыми ногами, который с того момента, как впустил гостью в квартиру, так ни разу и не присел. Даже записку читал на ходу, поминутно отрываясь на то, чтобы или достать из серванта очки, или помешать в печке дрова, или турнуть с дивана разоспавшегося кота.
– И как же его словили? Где он сейчас? Что с ним случилось? Он тута пишет, что ты все расскажешь. – Савва, наконец, решил, что набегался и, выдвинув стул, устроился за столом напротив Кристины.
– Да, расскажу. Все, что знаю. Константин мне разрешил. Вот только, это все между нами.
Баранов, услышав это, лишь молча всплеснул руками: мол, что же, не понимаю я, что ли, что надо держать язык за зубами! Чай, не младенец! И не такое мне можно доверить! Короче, могила!
Кристине очень понравилось то, что Савва не перебил ее ни единым вопросом все время, пока она рассказывала о том, как познакомилась с Костоправом, как по ее вине дядюшка отправился на его поиски, как в результате нашел и заточил у себя в гараже, как, чтобы вновь не сбежал, подверг его операции на ногах. Ее собеседник, даром что необразованный деревенский мужик из таежного захолустья, умел внимательно слушать, и уже одно это, несмотря на невзрачный вид и сермяжную простоту Саввы Баранова, убеждало Кристину в его полной надежности. «Лучше кандидатуры на должность курьера и не придумать!» – порадовалась она, завершая свой долгий рассказ о злоключениях Кости.
– …А вчера утром он снял крышку с обогревателя и обнаружил там микрофон. Короче, дядя отслеживал все наши разговоры. Хорошо, что мы это предвидели и все дела обсуждали шепотом. Так что, никто ничего о наших планах не знает. Кроме вас.
– Ну, за меня не боись, – впервые за последний час открыл рот Савва не только для того, чтобы сунуть туда беломорину. – Дык где, гришь, эта малява, что я должон передать?
– Здесь. – Кристина опустила руку к правому пиму, в голенище которого была спрятана компактно сложенная записка.