Без Веры
Шрифт:
Но вместо того, чтобы вынести мне такой приговор, кум молча бросил мне листок бумаги и ручку и уселся на корточки в своем любимом углу.
– Они сделали ей укол ре… блин, ре… ре… – принялся докладывать он.
– Релахи? – подсказал я.
– Нет.
– Реладорма?
– Реладорма. И она, слава Богу, заснула, – с облегчением сообщил Анатолий Андреевич. А я в этот момент подумал, что любящий дядюшка сумел пересилить себя и за сегодняшний день не выпил ни грамма. – И, надеюсь, проспит часа три. Я за это время успею дойти до больницы и взять направление.
– Все-таки решил отправлять Крис на Магистраль? А вертолет?
– Будет вертолет. Завтра, – уверенно сказал кум, и я облегченно вздохнул: все же в сроках прилета армейской вертушки мы не ошиблись. – Кристина протянет до завтра? Осложнений не будет?
– Надеюсь. – Я взял брошенную мне ручку и повертел ее в пальцах, пытаясь понять, зачем она мне. – Но я должен быть рядом с Крис.
– Вернусь из больницы, и будешь. Вот бумага и ручка. Пиши, какие нужны лекарства.
– Штук пять систем, гемодез, физраствор.
– Не говори, а пиши, – перебил меня кум. И, пока я составлял список лекарств, пожаловался: – И правда, врачи здесь просто дерьмо. Приезжал сейчас Охлопков, фельдшер. Забулдыга! Весь трясущийся с похмела. Вонючий.
«Себя вспомни вчерашнего», – сварливо подумал я, записывая на бумажке: «Sol. Glycosa 10 % 10 мл; Sol. Natrii chloridi 0,9 % 400 мл…»
– …А с ним какая-то мокрощелка – то ли подстилка, то ли стажерка, – с выражением продекламировал в рифму Анатолий Андреевич, и я не смог удержаться от короткого смешка. – Покрутились вокруг Кристины, ничего не соображая, поспрашивали у нее, что за музыку слышит. Давно ли? И в результате Охлопков подтвердил твой диагноз.
– Сухую ломку?
– Нет, этот… делирий. Сказал, что не страшно, и у него такое тоже случается. Главное, не бросать пить резко, и все будет нормально. А про сухую ломку этот лепила даже не слышал. Короче, он сделал укол, и я еле дождался, когда Кристина уснет и этот Охлопков вместе со своей рыжей шалавой отвалят. А ведь этот мудак несколько раз мне намекнул, что ему пора похмелиться, – сокрушенно покачал головой Анатолий Андреевич и забрал у меня список лекарств. – В общем, я быстро. До больницы и обратно. И еще схожу решу вопрос насчет вертолета. Сиди пока здесь. Вернусь, пойдем в дом. Накормлю.
Я удивленно вскинул брови. Оказывается, кум за всеми заботами и неприятностями сегодняшнего дня не забыл о том, что я так и не завтракал. Что ж, еще один плюс в его пользу. Может, когда буду его убивать, вспомню об этом.
И замочу его сразу. Так, чтобы не мучился.
Ночь прошла совершенно спокойно, без каких-либо проблем или сюрпризов. Кристина делала вид, что умирает, я делал вид, что пытаюсь ее спасти, а в перерывах мы занимались любовью и снова обсуждали то, что нам предстоит завтра.
Кум своим обществом нам не досаждал. Сделав несколько телефонных звонков, накормив меня и переложив все проблемы по уходу за Крис на мои хрупкие плечи, он решил, что для него на сегодня достаточно. Достал из заначки пластиковую бутыль из-под «Фанты», наполовину наполненную мутным пойлом явно покрепче апельсинового лимонада, грустно вздохнул при мысли о том, что пора бросать пить, и через час был кривым, как латинская «S».
– Смотри, не сбеги, – пьяно погрозил он мне пальцем, уже ночью заглянув в комнату к «больной» племяннице, где я в этот момент изображал, будто ставлю ей капельницу. – Лечи девочку. Завтра днем вылетаем… ик!.. в Сыктывкар. – И убрался спать к себе в комнату.
– Слава Богу, угомонился, – сказала Кристина и, подскочив с кровати, сладко потянулась, переступила с ноги на ногу и, крутанувшись на носке вокруг оси, довольно умело изобразила из себя балерину. Совсем голая, с идеальной фигуркой и разметавшимися по плечам русыми волосами, она в полумраке, царившем в комнатке, напоминала нимфу с картины Боттичелли. Вертелась буквально в шаге от меня и, отлично сознавая, что я сейчас исхожу слюнями от похоти – того и добивалась, – загадочно улыбалась и томно закатывала голубые глаза. – Все отлежала в этой проклятой постели. Онемели и кости, и мышцы, и задница, – пожаловалась она и, хихикнув, опрокинула меня на кровать. Грохнулась сверху, горячая и аппетитная, эротично провела язычком по губам. – Ну и придумал же ты мне испытание, Костоправ. Знала бы, что это такой отстой, целый день изображать из себя смертельно больную, никогда бы не подписалась. Развел ты меня не по-детски, приятель. Теперь предстоит вину искупать. Раздевайся.
– Я грязный, – рассмеявшись, выдал я испытанную отговорку, заранее зная, что сегодня она меня не спасет. Впрочем, я и не думал спасаться от половой террористки Кристины.
– Грязный? – сокрушенно покачала она головой. – Вах-вах! И вообще, мы, зайки-однояйки, ни на что не способные. Так что ли? Раздевайся, сказала, несчастный! И никаких возражений! Я тоже грязная.
И Крис решительно задрала мне футболку.
Сеанс секс-терапии затянулся до утра. За окном давно чирикали птички и вопили соседские петухи, когда я, наконец, выбрался из постели и оделся.
– Собираться пора.
– А чего собирать? У тебя, как у пролетариата, нет ничего, кроме цепей. У меня тоже. Документы все равно возьмет дядя. Денег нет. Имущества тоже.
– Но все-таки… – начал было я, но Кристина меня перебила.
– Как ты меня представляешь на носилках и с чемоданом? – Она выбралась из-под скомканного, напрочь утратившего форму одеяла, прошлепала босиком к окну, отодвинула занавеску. – А на улице солнышко. Погода летная. – И услышав, как скрипнула дверь в комнату кума, а в коридоре раздался его надрывный кашель курильщика, быстренько юркнула в постель. – Представляешь, – изображая испуг, округлила она глаза, – проснулся бы дядюшка двадцатью минутами раньше!
Тут и представлять было нечего. Двадцать минут назад мы с Кристиной еще валялись в кровати. Если бы в этот момент в комнату сунулся кум. М-да, что бы было!.. Сколь многим мы порой рискуем ради сиюминутных плотских утех. И как потом жалеем об этом.
– Как она? – Дверь приоткрылась, и из-за нее появилась всклокоченная башка Анатолия Андреевича. – Спит?
Я молча кивнул.
– А ночью что?
«Если б ты видел, что было ночью? К счастью, не видел. Дрых, аки пьяный младенец».