Без жалости
Шрифт:
Риттер кивнул. Он подробно ознакомился с планом, и ему хотелось только выслушать мнение Максуэлла — понять, как относится к нему сам адмирал. Максуэлл говорил спокойно и уверенно, намного увереннее, чем рассчитывал Риттер.
— И все-таки операция является очень рискованной, — произнес он после короткой паузы.
— Это уж точно, — согласился Марти Янг.
— А насколько рискованно для нашей страны, если военнопленные в лагере расскажут все, что им известно? — задал вопрос Максуэлл.
Келли не хотелось принимать участия в этой части
— Вам нужен честный ответ? — спросил Риттер. — Тогда скажу — никакого риска.
Максуэлл выслушал его со спокойствием, за которым скрывалось негодование.
— Может быть, объясните подробнее, сынок?
— Адмирал, это проблема перспективы. Русские хотят узнать о нас как можно больше, а мы хотим узнать как можно больше о них. Ну хорошо, этот полковник Закариас может рассказать им о планах командования стратегической авиации, а другие военнопленные — о многом другом. Поэтому мы меняем наши планы. Вас беспокоят стратегические соображения, верно? Так вот, начать с того, что эти планы меняются каждый месяц. А во-вторых, неужели вы думаете, что мы когда-нибудь захотим осуществить их?
— Такая необходимость может возникнуть. Риттер сунул руку в карман в поисках сигарет.
— Адмирал, вы хотите, чтобы мы осуществили эти планы? Максуэлл выпрямился.
— Мистер Риттер, я пролетал на своем F6F над Нагасаки сразу после конца войны. Я видел последствия применения атомного оружия, а ведь это была всего лишь небольшая бомба. — Более четкого ответа не требовалось.
— И русские придерживаются такой же точки зрения. Как вам это нравится, адмирал? — Риттер покачал головой. — Они тоже не сумасшедшие. Русские боятся нас еще больше, чем мы их. То, что они узнают от наших военнопленных, даже поможет им отрезветь. Ситуация именно такая, хотите верьте, хотите нет.
— Тогда почему вы поддерживаете нас? Скажите, вы нас поддерживаете?
— Разумеется. — Его голос ясно давал понять, что он считает такой вопрос глупым, и это вызвало негодование у Марти Янга.
— Но почему? — спросил Максуэлл.
— Потому что там наши люди. Мы послали их. Теперь мы обязаны вернуть их обратно. Разве это недостаточно веская причина? Только не говорите мне о жизненно важных интересах государства. Вы можете убедить в этом сотрудников Белого дома, даже конгрессменов, но не меня. Все очень просто — либо вы доверяете своим людям, попавшим в плен, либо нет, — произнес оперативник, уже рисковавший своей карьерой ради спасения иностранца, к которому он даже не испытывал никаких теплых чувств. — Если
— Я не могу согласиться с вами, мистер Риттер, — заметил генерал Янг.
— Подобная операция будет направлена на спасение наших людей. Русские поймут это и станут уважать нас. Мы продемонстрируем им, насколько серьезно воспринимаем эту проблему. В результате моя работа станет легче. Мне будет проще вербовать агентов за железным занавесом. У нас будет больше агентов, и, следовательно, мы получим больше информации. Таким образом в ваше распоряжение поступят сведения, в которых вы нуждаетесь, верно? И такая игра будет продолжаться до тех пор, пока когда-нибудь мы не найдем новую игру. — Это было все, в чем нуждался Риттер. Он повернулся к Гриру:
— Когда, по вашему мнению, я должен получить согласие Белого дома?
— Я сообщу тебе. Боб, вот что важно для нас: ты поддерживаешь операцию?
— Да, сэр, — ответил техасец. Он дал согласие на ее поддержку по причинам, которых остальные не понимали, в которые остальные не верили, но были вынуждены согласиться с ними.
— Ну и что? В чем проблема?
— Послушай, Эдди, — терпеливо произнес Тони. — У нашего друга неприятности. Кто-то убил двух его людей.
— Кто? — спросил Морелло. У него было отвратительное настроение. Он только что узнал, что опять не попал в число кандидатов, которые будут признаны новыми полноправными заправилами местного наркобизнеса. И это после всего, что он сделал. Морелло казалось, что его предали. А теперь Тони, вставший на сторону какого-то чернокожего вместо родной плоти и крови — в конце концов они были родственниками, пусть дальними, — теперь этот сукин сын обращается к нему за помощью.
— Мы не знаем этого. Ни его контакты, ни мои ничего не дали.
— Да уж, как-то все слишком хреново! — И Эдди тут же перешел на собственную тему:
— Тони, ведь он пришел ко мне, помнишь? Через Анджело, может быть, Анджело пытался предать нас, но мы прикончили его, верно? Ты не смог бы войти в это дело без меня — и что теперь? Меня отказались признать свои же, а он становится для тебя все важнее — и что будет дальше, Тони, а? Ты собираешься рекомендовать его — негра! — в нашу семью?
— Перестань, Эдди.
— Тогда почему ты не выступил и не поддержал меня?
— Я не могу заставить остальных танцевать под твою дудку, Эдди. Извини, но не могу. — Пиаджи не ожидал, что разговор будет легким, но никак не рассчитывал, что все обернется так плохо и так быстро. Понятно, что Эдди был разочарован. Понятно, он надеялся стать членом семьи. Но этот глупый кретин и без того здорово зарабатывает, так что еще ему нужно? Что ему больше нравится — стать членом семьи или получать кучу денег? Генри понимал это. Почему же этого не понимал Эдди? И тут Эдди сделал еще один шаг к своему концу.