Бездарный волшебник
Шрифт:
– Я не лишаю тебя свободы.
– Ты поручаешь жить по своему укладу, но мне чужд твой уклад.
– Тогда твой выбор сделан и… И как я говорил, я приму клятву только если ее дадут все живые зачинщики разбоя, меж вами должно быть единодушие.
– Угомонись колдун – возмутился атаман – раз уж Левап дурной, таки не жалко его. Изводи дурня со свету, а нас не тронь. Мы уж согласие дали под твою дудку плясать.
– Нет. Вы на разбой вместе ходите, одной ватагой, а значит и ответ держите друг за друга. Кто-кого надоумил а кто-кого не остановил или когда мог что-то пресечь, но не пресек, спорить об этом – сотрясать воздух. Совесть вам позволила стерпеть
– Ты уж слыхал, чего колдун требует? Соглашайся – приказал атаман – Или мне тебя заставить.
– Соглашусь! А что толку? – начал спорить с атаманом Левап – Я давно разбоем живу, а без грабежей на что мне выживать? Семьи нет, земли нет, даже дома нет. Живу бродягой – то там, то тут, а бывало и к тебе на ночевку напрашиваюсь. Ты ж тут один понимаешь меня – одним лесом сыт не будешь.
– Ты клятву колдуну давай – атаман подошел ближе и полушепотом добавил – а как отвяжемся от него, я уж растолкую как тебе жить. Али ты уж дурак совсем?
– Нет – Левап оттолкнул атамана – не бывать клятвы!
– Тьфу – атаман плюнул мужику под ноги – упертый дурень!
Ноидор набычился, подошел к Левапу впритык.
– Свою то жизнь не бережешь, так побереги чужие. Али сгину я, кто дитяток кормить будет?
– А плявать! Баран! Что мне твои дитятки? Жирком уж обросли, чай не помрут годик-другой!
Мужики сомкнулись лбами. Ноидор, мотнув головой, как бы толкнул Левапа, взметнулись кулаки, но буянов попридержали товарищи.
– Ноидор дело говорит – поддакнул Орб.
– Право! Уж сейчас колотить начнем, пока не согласишься – поддерживал всех атаман – только ножик дайте, я ему перво-наперво немного крови пущу, чтоб клялся охотнее.
Орб нерешительно протянул Нефрапу нож, Левап закричал, задергался, освободил одну руку и попытался схватить нож раньше атамана, но попросту выбил его из руки Орба. Началась толкотня, пытались подобрать нож, Ноидор и Нефрап месили Левапа, тот отбиваясь бил всех без разбора. Каким-то образом нож оказался в руках у Юргетепа. Трус поддавшись безумию драки несколько раз пырнул Левапа под ребро. Заметив кровь, бандиты остановили избиение, все в удивлении смотрели на умирающего и убийцу. Юргетеп сделав шаг назад выронил окровавленное оружие.
– Ты что сделал дурной! – закричал атаман – Зачем ты его убил?
– Я…я…я не хотел, это само… Оно само вышло! – оправдывался дрожащий и срывающийся на рыдание мужик.
– Во имя Всетворца! Что ты наделал? Как? Как мы теперь будем клятву давать?
– Э…э…это… Он! – Юргетеп трясущейся рукой указал на колдуна – Он сказал, что клятву должны давать все живые…
Бандиты подняли взгляды на путника. Мужчина наблюдал за потасовкой с полным безразличием. Он подтвердил слова крысы.
– Клятвы касаются только живых. Он выбрал смерть и его палачами стали его же собратья – и обращаясь к Юргетепу – теперь и ты пролил кровь собственными руками и равен своим побратимам во всем – колдун замер на несколько мгновений, словно ожидая чего-то и когда время пришло продолжил – Левап умер. Мы можем приступить к принесению клятвы. Протяните вперед раненную руку и повторяйте за мной:
– Я «назовите имя» пролил свою кровь, дабы скрепить ею клятву…
Колдун остановился, так как некоторые колебались. Он смерил их грозным взглядом и те торопливо и невпопад затараторили слова клятвы. Колдун продолжил:
– Клянусь я самому себе, что совесть моя не даст переступить грани человеческой доброты и единодушия, что отныне и до тех пор пока ступаю по земле я буду дарить ближним лишь благо и не допущу не зла, не худа ни от себя ни от ближнего. Клянусь я самому себе и Всетворцу, что душа моя не возжелает пасть в порок, не примет на себя ни корысти, ни зависти, ни злости, ни гордыни а примет любовь к ближним и любые дарованные Всетворцом благие начала. Клянусь я самому себе, Всетворцу и вершителю моей судьбы, что клятву хранить будут и мое тело и мой дух. А если я клятву нарушу, приму суд и наказание от вершителя моей судьбы и наказание от Всетворца и наказание от самого себя.
Колдун раскинул руки в стороны и торжественно провозгласил: «Клятва произнесена!». Мужчина с довольным лицом оглядел мужиков.
– Скоро вы получите свободу, оковы исчезнут когда солнце окрасит горизонт красным. Чтите и не забывайте свою клятву. Ах! И позаботьтесь о теле Левапа, он был вашим братом и заслуживает достойных похорон. А теперь я откланиваюсь, если нарушите клятву, я узнаю. Всех благ вам, друзья!
Стоило путнику попрощаться, как тут же его тело обратилось в пыль, которую развеяло по ветру. Мужики вздохнули с облегчением. Атаман разразился забористой бранью. Никто не смел даже пытаться выйти за круг, они то ли верили колдуну, то ли так сильно его боялись, что стали смиренно дожидаться заката. А зря. Любой из них мог отправиться восвояси не почувствовав преграды. Чары не сковывали бандитов ни сейчас, ни ранее. Бандиты сами себе внушили свое заточение, и их собственные глаза их обманывали, внушая и суд, и наказание, и клятву. Таково было коварство этого волшебства. А путник, на которого они напали ушел уже далеко вперед. Он переходил небольшой мостик, впереди виднелась деревня. Вдруг путник замер ощутив, как развеялись его чары – «Давно пора» – подумал он и продолжил путь.
Он приближался к Яхово. О том, что в этой деревне живут двое из недавно напавших на него разбойников путник не знал, да и откуда ему было это узнавать. Все сказанное бандитами было и остается только между ними и чарами которым они открылись и которых больше не существует.
У путника не было намерения убивать разбойников, так как он и правда ценит жизнь, зато желания проучить мерзавцев было предостаточно. Чары дурманящие разум подходили как нельзя лучше, а их свойство раздувать дремлющее в человеке пламя совести могло бы присмирить разбойников и удержать их от гнусных поступков в будущем. А если бы бандиты. Собственная совесть порой наказывает суровее любых пыток и удерживает крепче любых оков. А те у кого совести нет, пусть боятся наказания, которое отныне будет существовать в их воображении.
О том, что чары вынудили бандитов убить одного из своих, мужчина не знал и не догадывался. Очередное доказательство того, что волшебство не игрушка.
Остахан, таково было имя путника, не являлся таким человеком, который стал бы вести странные беседы с бандитами, тем более читать им морали, тем более призывая их к праведности. А зачем? Какое ему дело до судеб этих проходимцев? Он им не мать и не батька – как справедливо распинался перед иллюзией атаман. И не святой, чтобы заглядывать в их души, а тем более спасать их. Разве смог бы он узнать из бандитских историй нечто новое, то, чего в мире еще не бывало? Нет. Да и не важно уже, разбойники остались в прошлом, а для Остахана намного интереснее и важнее будущее и его притягательная неизведанность.