Бездна
Шрифт:
– Это верно – неубедительно… Сегодня в восемнадцать часов – совещание по итогам операции. Подготовьте все материалы.
Генерал ответил:
– Так точно. – Секунду помолчал и добавил: – Генрих Теодорович, у нас, кажется, еще одно весьма серьезное ЧП.
– Вся ваша контора, генерал, – сплошное серьезное ЧП. – Чердыня прикурил. – Ну что у вас опять? Гуж оборвался? Аль министр обосрался?
– Хуже.
– Не представляю, что может быть хуже обосравшегося министра, но… рассказывай.
– Происшествие произошло вчера на блок– посту номер семнадцать дробь
– Начните со второго.
Чердыня нажал на файл номер два. На мониторе появилась картинка: помещение стандартного блок– поста. Таких за последние годы по стране построили несколько сотен.
Оператор снимал от входа. В кадре был виден пульт дежурного, и сам дежурный сидел за пультом. Что-то странное было в нем, но сразу Чердыня не понял, что именно. Камера уехала влево. В кадре появился стол. За столом сидели два сержанта. В руках одного из них – того, что сидел лицом к камере – Чердыня увидел карты. На столе стояла бутылка водки, пластиковые стаканчики.
Чердыня подумал: дисциплинка, однако… И вдруг понял. Он понял и – остановил картинку. Полянский сказал:
– Я вижу, вы уже все поняли.
Чердыня не ответил. Некоторое время он всматривался в мертвецов, потом спросил:
– А как у этого сержанта держатся в руках карты?
Полянский кашлянул в кулак, сказал:
– Я тоже обратил внимание на этот момент, Генрих Теодорович. В спецсообщении из Москвы об этом не было ни слова, но я специально приказал уточнить детали. Оказалось, что карты прилеплены жевательной резинкой. Тела – чтобы не падали – притянуты к стульям ремнями, а карты приклеены жевательной резинкой… Там еще дальше есть – труп на унитазе сидит. С сигареткой, с газеткой. Тоже жевачкой прилепил. Паноптикум.
– Кто же это их так?
– Начальник смены сержант Чирей. Он перестрелял смену, забрал оружие и уехал на служебной машине. Приехал к теще с тестем – они рядом живут. Там тоже… начудил.
– Начудил?
– Он их убил, а тела раздел и расположил друг на друге так, как будто они совершали половой акт… Там дальше есть. Можно посмотреть… Третий файл.
Чердыня открыл третий файл, бегло взглянул на то, что «начудил» сержант Чирей, и брезгливо поморщился. Потом закурил, сказал:
– А в чем, собственно, дело? У вас каждый месяц происходит какое-то мочилово. Ваши герои на службе пьют, глушат наркоту. Потом стреляют друг друга, прохожих, насилуют женщин. Конечно, этот герой… как его – Чирей?
– Так точно, Чирей.
– Этот твой Чирей, конечно, из ряда вон – психопат. Но почему ты с этим… э– э… паноптикумом ко мне приехал?
– Если бы дело было в том, что убийца – наркоман, алкоголик и психопат, то я, разумеется, не стал бы вас беспокоить. – Полянский сделал паузу. – Возможно, Генрих Теодорович, это был случай несанкционированного применения «Ужаса».
Чердыня произнес:
– Та-ак… Ну– ка, поясни.
– Дело в том, что один из сотрудников остался жив. Он был ранен и упал за пульт… Там, если вы обратили внимание, видно, что в углу торчат ноги. – Чердыня кивнул: да, видел. – Так вот, он упал за пульт, а сержант Чирей, видимо, посчитал его мертвым и поленился вытаскивать… Раненого прооперировали. Три часа назад он пришел в себя. Его допросили. Можно посмотреть файл номер четыре.
Чердыня открыл файл номер четыре. На мониторе появилась больничная палата. Судя по аппаратуре – реанимация. На койке лежал молодой мужчина с забинтованной грудью, смотрел прямо на Чердыню слегка затуманенным взглядом. Голос с кавказским акцентом произнес:
– Я – следователь по особо важным делам Гаджиев…
– Рекомендую, – сказал Полянский, – начать сразу с восьмой минуты… Главное – там.
Чердыня мазнул по монитору пальцем, сдвинув запись на семь минут вперед. На мониторе по-прежнему был мужчина с затуманенным взглядом.
– Я сидел на пульте, – рассказывал мужчина. Он говорил несколько замедленно, делая паузы. Чердыня подумал, что это из-за наркоза. – Время приближалось к десяти. Я ждал, когда сержант Чирей сядет за пульт, чтобы доложить дежурному… И вдруг… Вдруг мне стало страшно.
– Почему?
– Почему?.. Я не знаю, почему. Просто мне вдруг стало страшно.
– Страшно потому, что сержант Чирей начал стрелять?
– Нет, он еще не начал стрелять.
– Тогда почему тебе стало страшно?
– Я… не знаю. Просто вдруг мне захотелось завыть.
– Завыть тебе захотелось?
– Да, завыть… И я завыл.
Пауза. После довольно долгой паузы следователь по особо важным спросил:
– Что было потом?
– Потом?.. Потом стало очень страшно.
– А потом?
– Я не помню, что было потом, – тихо ответил полицейский, закрыл лицо руками и заплакал.
Полянский сказал:
– Можно выключать. Больше он ничего путного не скажет.
Чердыня остановил запись, посмотрел на генерала и сказал:
– Я не специалист, но полагаю, что ты прав: это был «Ужас»… Я думаю, что таким образом они провели генеральную репетицию. В самое ближайшее время последует реальная операция.
Запись показали Михельсону, и он сказал: да, это был «Ужас».
Вечерело. Жаркий воздух не приносил облегчения. Стрекотали кузнечики. Дервиш сидел на улице, смотрел на реку. Студент подошел к Дервишу, присел рядом, сказал:
– Трость у вас интересная, Евгений Василич.
– Трость– то? Трость эту мне Саша Братишка вырезал. Из можжевельника. Постарался, кусочек души вложил… Да у меня их штук восемь разных. Есть настоящая ирландская шилейла – боевая трость. Есть со скрытым внутри клинком – от фирмы «Колд стил». Хотите – подарю?