Бездна
Шрифт:
Чердыня кивнул:
– Именно так… Поэтому твоя, Вадим Андреич, задача проста: выявить горотделы, атака на которые повлечет минимум жертв среди гражданского населения. Через час доложи.
Через пятьдесят семь минут министр МВД доложил начальнику СБ национальной корпорации «Промгаз», что под заданное условие: минимизировать вред гражданскому населению, – подходят четыре горотдела народной полиции: в Нижнем, Смоленске, Ростове-на-Дону и в Саратове. В последнем – с натяжкой. Кроме того, под заданные условия подходят два спецобъекта.
Чердыня сказал:
– Добро. Все внимание – на три горотдела. Как только будут готовы первые шлемы – будем высылать их на
Михельсон понял, что попал в очень неприятную ситуацию. И ринулся «искупать кровью». Он составил список необходимого оборудования и материалов, а пока материалы не привезли, Михельсон сел писать инструкцию по использованию спецшлема «Нимб».
Через полтора часа в штаб– квартиру национальной корпорации «Промгаз» привезли первые двадцать радиофицированных армейских шлемов. Михельсон тут же приступил к работе – начал демонтировать с них стандартную аппаратуру связи. Вскоре в Башню доставили радиомонтажницу – маленькую испуганную женщину лет пятидесяти. Старший специалист показал ей, что нужно делать. Тем временем из Москвы военным бортом переслали пакет – в нем находилось пятьдесят пять калиброванных биполярных кристаллов Х– тония, необходимых для изготовления мини-генератора шлема. Спустя час первый шлем был готов. Его нужно было испытать. Михельсон доложил об этом помощнику Чердыни, а помощник – самому Чердыне. Чердыня зашел в подсобное помещение, где обосновался Михельсон, спросил:
– А ты в своем шлеме-то уверен?
– Да, конечно.
– Тогда на тебе и проверим.
– Как на мне? – выдавил Михельсон.
– Так ты же в нем уверен… Искупай кровью, Тарнеголь!
Испытания провели прямо в подземном гараже Башни. С крыши спустили один из пяти «Ужасов», входивших в систему обороны Башни. Серый от страха Михельсон застегнул под подбородком ремешок шлема и зачем-то опустил прозрачное забрало.
Испытания прошли успешно. Интеллектуальная система «Нимба» сработала штатно, и Михельсон успешно выдержал сначала пяти-, а потом и десятисекундное воздействие с расстояния около шестидесяти метров при нагрузке 0,5.
Чердыня сказал: молоток. Считай – искупил. Тарнеголь отменяется.
Михельсон воспрянул духом. А въедливый Чердыня потребовал повторения эксперимента на «контрольной группе». Михельсон растерялся: да где же ее взять– то?
– Это, капитан, не твоя проблема, – ответил Чердыня.
Михельсон осторожно поправил: лейтенант.
– Уже капитан, – бросил Чердыня. Он вызвал начальника охраны, отдал распоряжение и вскоре сотрудники охраны привели двух прохожих с улицы. Их разместили в боксах для мойки автомобилей. На одного надели шлем, на другого, естественно, нет. Того, что без шлема, пристегнули наручниками к верстаку. Михельсон лично произвел «выстрел» с теми же параметрами: время – 10 секунд, мощность – 0,5. Тот, что был в «Нимбе», воздействия не почувствовал. Второй бедолага обезумел почти мгновенно. Сначала он пытался вырвать руку из наручника, да так, что стальной обруч разорвал кожу на запястье и глубоко врезался в плоть, потом потерял сознание. Его унесли… Михельсон предложил повторить выстрел с максимальными значениями: время – 20 секунд, мощность – 1. Чердыня согласился. После двадцатисекундного воздействия при пиковой мощности испытуемый почувствовал «беспокойство». Так, по крайней мере, он сам определил свои ощущения… Однако судьба его легче не стала. «Нимб» с него сняли и сделали «контрольный выстрел». Он закричал и бросился бежать, но через две секунды упал, закатил глаза. Изо рта пошла пена.
После этого работа по модернизации шлемов закипела. Две радиомонтажницы пекли их, как пирожки. Каждый час из-под их рук выходили три-четыре шлема. Их немедля забирали прикомандированные офицеры «гестапо», под конвоем везли в аэропорт. Там уже ждали самолеты.
Барон и его люди начали обживать промзону. Она была похожа на декорацию для съемок фильма про войну или катастрофу… Впрочем, за последнее десятилетие в РФ появилось немало таких «декораций». Многие из них были больше и грандиознее промзоны на Большой Охте.
Но и Большеохтинская зона была не маленькой. Она имела форму неправильного многоугольника, с севера на юг протянулась более чем на километр, с востока на запад – на два и занимала площадь около двухсот двадцати гектаров. С севера к зоне примыкало кладбище, с юга ее подпоясывала Охта. На территории располагались сотни строений – цеха, склады, гаражи, котельная и даже церковь. Ее начал строить на территории своего заводика некий предприниматель еще в 12– м году, да не достроил – разорился. Так и стоял храм с покосившимся крестом – темный, мрачный. Промзона начала хиреть уже давно, а после уничтожения Башни в 13– м вообще пришла в упадок. Сначала она подверглась настоящему нашествию окрестных жителей – они добывали в зоне металл. Но цветной металл скоро истощился, а спрос на черный резко упал. «Старателей» стало значительно меньше, а зона довольно быстро стала дичать – зарастала бурьяном и кустарником, в ней поселились стаи бродячих собак.
В первый же день патрулирования зоны Барон и Мак наткнулись на бомжей. Их логово засекли по отсвету костра в окне. По рации связались со второй парой. Наемник и Кабан подтянулись, заняли позиции у окон, а Барон и Мак зашли внутрь. В довольно просторном помещении прямо на полу горел костер. На нем булькало варево в закопченном котелке. За столом сидели трое, стояла бутылка и какая-то закуска, у стены лежали матрацы и груды тряпья – постели.
Незваных гостей встретили настороженно. В мире, где главная задача – выжить, нет места благодушию и доверчивости. Здесь основная мудрость: не верь, не бойся, не проси.
– Доброго всем времени суток, – сказал, остановившись на пороге, фон Дрейзе.
Один – видимо, старший – ответил:
– И вам не хворать.
Некоторое время все молчали, разглядывали друг друга. Потом старший спросил:
– Кто ж такие будете?
– Может, к столу пригласите? По-братски.
– По-братски? Чего ж не пригласить? Присаживайтесь… по-братски.
Присели, сняли и положили свои котомки.
– Мы, – сказал Барон, – вас не объедим. У нас есть, чего на стол поставить. И выпить есть и закусить… Ну– ка, Конек.
Барон говорил, а сам незаметно присматривался, оценивал хозяев. Они выглядели вполне натурально – бороденки, сальные волосы, специфический взгляд… Барон видел, что старший держит правую руку под столом, а другой – рыжеволосый, одутловатый – как бы незаметно взял в руку нож. Руки его были синими от наколок.
Мак вытащил из сумки литровую бутылку водки «Оккупация», хлеб, три банки шпрот, пачку печенья, чай и упаковку пластиковых стаканчиков.
– Богато живете, – оценил старший.
– Остатки прежней роскоши, – небрежно ответил Барон. А Мак добавил: – Неделю назад лабаз один подвернулся. Зашли, угостились.
– Где же такой лабаз хороший?
– Лабаз-то? В Псковской губернии лабаз остался.
– А что же вы от таких хороших лабазов уехали?
Барон ответил:
– А лабаз-то тот, братан, одному авторитету принадлежит… Авторитет этот оскорбился бескрайне, обещал, как найдет крадунов, на кусочки порезать. Так мы решили свалить с северную столицу. – Барон протянул старшому руку и представился: – Барон. Свободный художник.
Старшой подал руку с некоторой заминкой. Назвался: Винегрет. У одутловатого было погоняло Паровоз. Третьего – похоже, в этом коллективе он был шестеркой – звали Кусок.