Бездна
Шрифт:
– Я жил в Покатиловке? – удивился я, – Но я помню ту столовую, мама… И еще помню, как принесли Сашку и положили в мою кроватку. Разве это было в Покатиловке?
– В Покатиловке, сынок. Только ты этого не можешь помнить. Ты еще был в бессознательном возрасте.
– Но я помню, мама, – в очередной раз рассердился я на мать. Всякий раз, когда рассказывал ей о своих первых детских воспоминаниях, она не верила и говорила, что все это мне кто-то рассказал. Но я-то помнил. Вот только впервые узнал, что то был не Харьков, а Покатиловка, которую действительно совсем не помнил…
В воскресенье Худолеи, как и обещали, навестили нас всей семьей. Сам Худолей мне не понравился. Едва взглянув на него, сразу понял, почему год службы в Магадане засчитывают за два. За три года он действительно постарел на шесть лет. А может и больше. Маленький, лысенький, с морщинистым лицом, сверкая золотыми зубами, он хвалился кучей заработанных денег. И только. Ничего интересного о жизни на краю Земли и о путешествии туда и обратно так от него и не услышал. Одним словом, Худолей.
– Деньги – это хорошо, – сказала ему тогда мама, – Но здоровье не купишь. На кого ты стал похож, Худолей? – сокрушалась она.
– А что? – не унывал тот, – Да я сейчас все могу купить… Видишь, какие зубы себе вставил? Мне теперь все нипочем… Вот и по выслуге, и по званию твоего Афанасия обогнал. Завидуете, наверно, что с нами не поехали?.. А надо будет, вылечусь. Деньги есть.
– Было бы, чему завидовать… Правильно сделали, что не поехали. Мне золотые зубы не нужны… А выслуга и звания пусть лучше приходят в срок. На фронте тоже все шло досрочно. Но, то война. А тут ты добровольно себя загубил, и семье твоей, похоже, пришлось не сладко.
Мне и маме было неинтересно слушать похвальбы Худолея. Вскоре с ним остался лишь отец, а мы с остальными гостями дружно перешли в другую комнату.
А вот статная и красивая жена Худолея, тетя Дуся, мне очень понравилась. Она вела себя просто, много и интересно рассказывала о жизни на Дальнем Востоке, как, оказывается, назывался тот край Земли. Я был в восторге. Но вскоре мама с тетей Дусей уединились в маленькой комнате, предложив нам во что-нибудь поиграть. Во что? Дети Худолея, которых я видел впервые, оказались вовсе не малолетними. Младшая дочь Милка – старше меня года на четыре, а Стасик и Рая вообще оказались взрослыми. И я потихоньку сбежал во двор. Мне, конечно, влетело, когда вернулся. Но гостей уже не было.
Через неделю мама поехала в Покатиловку и взяла меня с собой. И хотя она знала поселок, как свои пять пальцев, мы с трудом отыскали Худолеев. Оказалось, за время отсутствия их дом кто-то самовольно занял, и они вынуждены были временно жить на съемной квартире.
Ко мне приставили Милку, которой поручили меня развлекать. Я быстро понял, что у нее свои дела, и переключился на Стасика. Благодарно улыбнувшись и помахав мне ручкой, Милка тут же куда-то умчалась.
Стасик что-то ремонтировал и не обращал на меня никакого внимания. А я с нескрываемым интересом наблюдал за его работой. Вскоре он это заметил и стал кое-что пояснять. Осмелев, измучил его вопросами. Сначала он отвечал односложно, отмахиваясь от меня, как от назойливой мухи. Потом понял, что спрашиваю не из праздного любопытства, и стал объяснять подробно, и я довольно быстро разобрался в сложном механизме будильника, который ремонтировал Стасик. А через час мы уже болтали обо всем на свете, словно были ровесниками.
– Занятный у вас сынок, тетя Надя, – похвалил меня Стасик, когда наши матери, наконец, возникли на горизонте, – Любознательный и сообразительный. И рассказывает интересно.
– Не удивительно. Читает много. За два года полбиблиотеки прочитал, – пояснила мама.
– Как за два года? – удивился Стасик, – Он же еще в первом классе учится.
– Да он читать научился, когда ему и пяти не было. А в библиотеку мы его записали еще до школы. Целый год выдавал себя за первоклассника. Так хотел читать, – расхваливала меня мама, а мне вдруг нестерпимо захотелось убежать. Я очень не любил, когда меня хвалили. Особенно не нравилось, когда подвыпивший дядя Володя Макаров громко провозглашал: «А что?.. Толик еще себя покажет!.. Он очень умный… Это будущий Ленин!» Мои родители обычно тут же пытались любым способом угомонить дядю Володю. Их пугали его сравнения с вождем. Но дядя Володя лишь распалялся: «Да!.. Именно будущий Ленин!.. Не меньше!» А я, как и сейчас, не знал, куда деться от неловкости…
– Мама, смотри! – включилась в разговор появившаяся откуда-то Рая, – Покраснел, как девочка, – неясно чему обрадовалась она.
– Мама, хочу домой, – шепотом сказал я матери.
– Отстаньте от парня! – вдруг осадил всех Стасик, – Толик, пойдем со мной. А то они тебя еще в девочку превратят, – скомандовал он, вставая. Я бросился за ним, не желая превращаться в девочку.
Мы вышли в другую комнату, где был лишь письменный стол и койка. Мы сели прямо на койку, и Стасик начал делать уроки. Он был старшеклассником. Я молчал, чтобы ему не мешать.
На столе лежала стопка книг, которая и привлекла мое внимание. От нечего делать стал читать на корешках названия книг. Одно из них заинтересовало настолько, что, не заметив, произнес его вслух:
– «Немецкий язык»… Стасик, а что это за книжка? – спросил, удивленный странным названием.
– А-а-а… Это учебник немецкого языка. По нему мы учимся говорить по-немецки. Здесь все правила и немецкие слова с переводом. Но тебе это еще рано, – пояснил он.
– Ихь фэрштэе унд шпрэхе дойч, – тут же сообщил Стасику, увидев, как от удивления округлились его глаза.
– Что ты сказал?.. Ты говоришь по-немецки? А откуда ты знаешь язык? – забросал он вопросами.
– Я тебе сказал, что понимаю и говорю по-немецки. А никакого языка я не знаю, тем более немецкого, – ответил ему, ибо понятие «язык» у меня ассоциировалось лишь с анатомическим органом, размещенном во рту.
– Ну, ты даешь!.. Говоришь по-немецки, а не знаешь языка… Я вот действительно не знаю… Так, где же ты научился говорить? – снова спросил Стасик.
– В лагере военнопленных. Я так разговаривал с моими немецкими друзьями. Они по-другому не понимали. Только гер Бехтлов. Он мог говорить, как мы и как немцы.
– Понятно, – Стасик взял учебник и открыл его на какой-то страничке, – Что здесь написано? – показал он мне какой-то текст, напечатанный непонятными буквами.
– Стасик, я не знаю. Я такими буквами читать не умею.
– А если я прочитаю, поймешь?
– Читай. Я попробую.
Стасик начал читать, а я скорчился от смеха. Он так забавно произносил знакомые немецкие слова, что слушать это было невозможно. Стасик посмотрел на меня с удивлением и даже с обидой:
– Что смешного?