Безголовые
Шрифт:
На складе новости распространялись так быстро, а кладовщики столько трепались, что скоро родился слух о грядущем увольнении Ондино. И там люди были поражены тем, как поступили с Бедошем. «Я тебе прямо скажу, про Бедоша могут плести какие угодно небылицы: что он полное ничтожество и все такое, я ничего не могу сказать — просто не знаю, хотя, может, это и правда… Дело не в том… Даже если это и правда, я считаю, отвратительно, когда от человека избавляются таким образом… Представь, вот работаешь ты в этой дыре столько лет, а потом тебе такая благодарность, разве это правильно, а?» — вопрошал Абель. Потом кладовщики узнали — хотя официально ни о чем объявлено не было, — что Уарнер должен заменить Валаки. И образ Грин-Вуда сложился у них вполне определенный — человека, внешне тихого, однако на самом деле хищного и опасного, «одного
Между тем с логической точки зрения сам склад тоже не должен был избежать реорганизации. Каждый новый начальник отдела продаж стремился предложить для улучшения качества работы собственные меры, всегда весьма амбициозные, но зачастую мало к чему пригодные.
Впрочем, весьма редко случалось, чтобы эти особые меры принимались. Ведь если бы кладовщики не бастовали и не увлекали своим примером других работников компании, если бы они давали добро на все капризы своих начальников, то их права оказались бы под угрозой, а время перерывов сократилось бы так же, как и количество выходных дней. В итоге на складе любые изменения происходили крайне медленно, и руководил ими непосредственный начальник кладовщиков, который старался сохранить известный баланс между цифрами в своих финансовых отчетах и настроением подчиненных. Таким образом, общие перемены позволяли постепенно улучшать работу на складе, несмотря на вечно царящий там консерватизм.
Стюп, Балам и Бруйю старательно подтверждали свое лидерство среди кладовщиков, когда с появлением нового директора над ними нависала угроза. Так было всегда: как только вдалеке слышался гул недовольства, три главных смельчака тут же укреплялись духом, и все рабочие сплачивались вокруг них. Годами Стюп, Балам и Бруйю бывали несправедливы к остальным: заставляли молодых работать вместо себя и частенько пользовались огромными размерами ангара, чтобы устроить себе дополнительный отдых в то время, пока другие надрывались, стараясь своим трудом восполнить их отсутствие. Некоторые кладовщики даже желали, чтобы эти трое исчезли, чтобы их просто-напросто уволили. Но когда рабочие на складе чувствовали, что могут стать мишенями для людей в костюмах, людей, которые к тому же умеют говорить гораздо красивее, чем они, опасаясь остаться в одиночестве перед лицом врага, они смыкали ряды и снова становились единым целым.
Беби Джен стала третьим человеком без головы, принятым в компанию за последние три месяца. Но это событие никого не встревожило, во-первых, потому, что речь не шла об ответственном посту — Беби Джен заменила Сальми, а во-вторых, потому, что это была очаровательная девушка, которую ни один служащий после пяти минут, проведенных в ее обществе, не пожелал бы критиковать.
Конс с удовлетворением отметил, как хорошо Беби Джен приняли кладовщики. С первого же дня они были с ней предельно любезны и услужливы. У Конса на то, чтобы добиться к себе подобного отношения, не один месяц ушел, и сколько же всего при этом ему пришлось перетаскать самому!
Из всех служащих торгового отдела именно Беби Джен стала любимицей работников склада. Скромность украшала ее. Кроме того, с течением времени она ничуть не менялась, оставаясь такой же, как и в первые дни своей работы в компании. Она никогда не ходила посреди коридора, выпятив грудь и расставив локти, как это делали прочие служащие, демонстрирующие всем своим видом: «Вот он я, и я знаю, что мне все позволено». Беби Джен на склад не спускалась, рабочие сами заходили за ней. У нее был негромкий голос, и кладовщикам — с их грязными руками, которыми они с самого утра разгружали поддоны, — чтоб разобрать ее слова, приходилось к ней наклоняться — для них этот момент казался отдохновением: им больше не нужно было заниматься физическим трудом, а следовало лишь умилиться этим прелестным цветком, впитывая каждое его слово.
Наверное, кладовщики были абсолютно уверены в том, что Беби Джен ничего не пытается изменить на складе, что она не строит никаких амбициозных планов и не имеет ни малейшего желания «растоптать» их, чтобы продвинуться по службе. А отсутствие головы у молодой женщины избавляло рабочих от взглядов, полных упреков, и лишь укрепляло их преданность ей.
Впрочем, больше всего в Беби Джен кладовщикам нравилось тело. Молодая женщина ничем не напоминала манекенщицу, ее ноги не были особенно длинны, а грудь — необычайно большой. Однако манекенщицы не привлекали рабочих. На их вкус, они выглядели слишком уж неестественно. Беби Джен была совсем другой. Могло показаться, что она высокого роста, но даже будь у нее голова, он не превышал бы метр шестьдесят два сантиметра. Ноги молодой служащей были довольно полными (четко выделялись и икры, и колени), но при этом четко очерченные; крутые бедра поднимались к удивительно пухлым ягодицам. Благодаря тому, что и в талии Беби Джен была полновата, ее фигура — учитывая пышную грудь — не казалась хрупкой, а сама Беби Джен не выглядела роковой и недоступной женщиной.
Хотя прошло уже несколько месяцев с тех пор, как Беби Джен появилась в компании, когда она приходила на склад, помогавшим ей рабочим было все так же тяжело скрывать желание, которое она в них вызывала. Сама же Беби Джен ничего не говорила. Замечала ли она эти похотливые взгляды? Кладовщики этого не знали, а потому все оставалось по-прежнему.
Беби Джен, буквально созданная для физической любви, и вправду была бы идеальной сексуальной партнершей на вечер для любого из них. Они воображали, что и ей бы это понравилось, что, пожалуй, было бы несложно, дав ей номер своего мобильного телефона, добиться от нее всего, чего нужно. Но кладовщики ошибались. Некоторые секретарши в компании, причем женщины с головами, соблазнились бы гораздо быстрее. Обсуждая между собой тело Беби Джен, то и дело вспоминая о ее тяжелых грудях, работники склада забывали о том, что это не просто тело, а сама Беби Джен: ее голова некоторым образом «присутствовала» во всех других ее органах, и поэтому они представлялись более благородными, более сознательными и более хрупкими, чем у многих других, и соответственно, молодая женщина гораздо лучше этих многих других держала под контролем животные инстинкты.
Вероятно, этот парадокс и привлекал кладовщиков: тело, которое никогда им не отдастся, но которое каждую секунду призывает их к любви.
Служащие торгового отдела и, в частности, Конс также ощущали это внутреннее противоречие, но им гораздо лучше удавалось скрывать свои эмоции. Все, что они позволяли себе, это бросить на Беби Джен пару взглядов, пока она идет по комнате или же одевает пальто. И конечно же, ни разу ни в одном разговоре речь не заходила о ее фигуре; никогда ни один служащий и намека не сделал на ее тело — говорить о Беби Джен как о сексуальном объекте ее коллеги не осмеливались. Даже у автомата с кофе обсуждение ее голого тела, без сомнения пышного, но бесстыдно заканчивающегося срезом шеи (его представляли себе чем-то вроде культи), казалось делом слишком интимным. Нечто безнравственное, словно мысль об изнасиловании, виделось всем в том, чтобы применять к Беби Джен обычные пошлые выражения.
Для Конса общение с Беби Джен стало сильным испытанием, поскольку, несмотря на то, что он всячески подавлял свои желания и даже себе самому едва осмеливался признаться в некоторых своих фантазиях, он не видел ничего, кроме ее тела. Когда он разговаривал с ней — а в течение первых недель она фактически находилась под его опекой, поскольку именно Консу поручили объяснить новой служащей все тонкости работы, — его взгляд вопреки его воле то и дело останавливался на груди собеседницы.
Приход в компанию Беби Джен слегка ослабил раздражение от появления Уарнера. Мысли о будущем начальнике теперь гораздо меньше занимали Конса. Благодаря Беби Джен он даже стал спокойнее относиться к тому, что ему придется терпеть над собой главенство более глупого, чем он, человека и все прочее, что могло за этим последовать.
Совершенно без какого-либо расчета, скорее повинуясь некоему инстинкту, Конс избегал говорить о Беби Джен с Таней. Когда, например, подруга звонила ему в офис, он каждый раз находил какой-нибудь предлог, чтобы перезвонить ей с другого телефона. Если между Консом и Таней и существовала какая-то духовная близость, то в присутствии Беби Джен он, очевидно, предпочитал об этом не думать.
Кладовщики говорили все больше и больше: это служило явным признаком того, что они нервничали. Открыто никто из них тревоги не выказывал — это были мужественные люди, но между собой они постоянно что-то обсуждали. Рабочим, конечно же, хотелось бы знать, что их ожидает, но когда они пришли в кабинет к Ондино, оказалось, что начальник не в силах их успокоить: он сам знал не больше того, что да, его скоро уволят и что у Грин-Вуда есть несколько «неплохих задумок по развитию склада». Ондино уже не раз пересказывал подчиненным свою встречу с Грин-Вудом, подчеркивая, сколь резко ему было заявлено о его преждевременном уходе на пенсию.