Беженцы и победители
Шрифт:
Шпик раскрывает им свои объятия:
— На меня вы можете положиться, друзья. Так что нужно сделать?
Ну нельзя же подходить так близко, особенно если широко открываешь рот!
— Черт побери, как бы это объяснить… Нет, лучше ни слова об этом, дело сугубо секретное.
Пан провожает их до кафе «Монопол», некоторое время крутится возле входа, а потом скрывается за углом. Не проходит и получаса, как в кафе появляются два типа. Они оглядываются по сторонам, находят указанные им объекты наблюдения и, делая равнодушные лица, присаживаются к столику у окна. К
— Хорошо. Все понял — два кофе по-венски.
Выпив кофе, шпики расплачиваются, а уходя, будто бы случайно обращают внимание на склонившихся над бумагами двух мужчин.
Почему тайные агенты так твердо убеждены, что работают незаметно? Наверное, потому, что со временем перестают понимать, что такое естественное поведение, и усваивают такой образ мыслей и такую манеру поведения, какие нормальным людям несвойственны.
Итак, шпики занимают два свободных места за столиком, где сидят двое мужчин. Один из них, постоянно улыбающийся, похожий чем-то на учителя закона божьего, только без церковного одеяния, начиняет «непринужденную» беседу:
— Как жарко на улице, не правда ли?
— Да, страшно жарко и душно.
Другой между тем все время поглядывает на бумаги, лежащие на столике. А его коллега продолжает отвлекать внимание на себя:
— После кофе становится еще жарче, верно?
— Да нет.
— Панове, судя по выговору, не поляки.
— Нет. Мы гости в братской Польше.
— А-а, панове — чехи!
— Угадали.
Каждому из мужчин так и хочется съязвить: «Чего уж тут угадывать? Не в первый раз встречаемся». Но лучше не надо. Не стоит раздражать дураков, особенно если они занимают столь высокое положение.
— А что это вы здесь изучаете?
— Извините, на этот вопрос мы можем ответить только официальным лицам.
Агенты, словно по команде, хватаются за лацканы пиджаков и показывают свои значки:
— Этого достаточно? Мы можем считаться официальными лицами, как вы думаете?
— Так вы из полиции? Тогда другое дело. Пожалуйста, Панове. — И мужчины протягивают шпикам список фамилий, скрепленный двумя печатями — польской и английской.
— Здесь много евреев, не правда ли?
— Правда.
— Это список отъезжающих транспортом?
— Да.
Больше говорить не о чем. Бланки официальные, круглые печати настоящие. К тому же если подойти к делу серьезно, то речь идет об отъезде из Польши нежелательных лиц. Трудно предположить, что думают в эту минуту агенты о трудолюбивом чешском шпике, мужчинам же они дарят лучезарные улыбки. Эти улыбка даже шире, чем были минуту назад.
— Предъявите ваши документы, панове!
И здесь все в порядке. Только право на пребывание у обоих ограничено неуказанным днем отъезда.
— У вас, видимо, есть паспорта?
— Нет, но… — Они предъявляют шпикам визы.
Те листают их долго и внимательно. Но документы оформлены на английском языке.
— Все в порядке, панове могут не беспокоиться. Но долг службы обязывает. До свидания.
— Ничего-ничего, До свидания…
В «Пшелоте» много детей, самый маленький — еще грудной,
Пока же комитет собирает все, что может пригодиться, — деньги, продукты, лекарства. То небольшое количество фунтов стерлингов, которые кое-кому присылают друзья из Англии, удается обменивать на злотые, но даже вместе с регулярной денежной помощью консульства и доходами от продажи ценных вещей это капля в море. А после отъезда транспорта в Англию в Катовице останется почти сто восемьдесят эмигрантов.
Социал-демократы поддерживают плодотворные контакты с верхнесилезской организацией польской социалистической партии и профсоюзами. Эти связи для политэмигрантов чрезвычайно полезны. Польские социал-демократы Янта и Станчик — люди надежные. Они предупреждают, что польская полиция ведет слежку за коммунистами.
— Мы таких не знаем, товарищ Янта. Не спрашивать же нам, у кого какой партийный билет.
— Ни я, ни Станчик тоже спрашивать об этом не станем. Мы только хотим предупредить вас, потому что лучше знаем ситуацию. Вы уже не в домюнхенской Чехословакии, товарищи. Будьте осторожны.
Некоторые польские газеты в Варшаве, Кракове и Катовице печатают статьи журналистов-эмигрантов. От этого польза двойная: во-первых, не стоит сбрасывать со счетов политический резонанс, а во-вторых, гонорары за статьи — весомый вклад в общую кассу. Глава группы поэт Иржи Тауфер завязывает контакты с местной демократической интеллигенцией.
Неожиданно появляется еще один источник доходов, Молодая красивая чешка, супруга достаточно пожилого польского шляхтича, владельца замка и прилегающей к нему большой усадьбы, расположенной неподалеку, в душе которой внезапно пробудилось чувство патриотизма, знакомит представителей эмиграции со своим состоятельным мужем, кстати, любителем выпить.
— Говорите ему всякую чепуху и пейте вместе с ним, — советует она соотечественникам. — В последнее время у него появились признаки меланхолии и любовь к славянам. Правда, чехов он любил и раньше, в этом ему не откажешь. Денег он вам даст столько, сколько попросите. Он вообще любит ими швыряться, ну а так они хоть на дело пойдут.
Чешка прекрасна: щеки свежие, как персики, пышные каштановые волосы стянуты на затылке в узел, в узких, миндалевидных глазах застыло нетерпеливое ожидание. И вот уже шляхтич бессильно роняет голову рядом с недопитой рюмкой и плетка выскальзывает из его волосатых рук. Пока шляхтич на ногах, она всегда при нем. Но наступает момент, когда его до блеска начищенные сапоги разъезжаются по паркету, и старый слуга и кучер торжественно уносят хозяина в спальню. В тот же миг хозяйка дома поднимается из-за стола и начинает кружиться в танце, запрокинув голову и чуточку обнажив зубы. В своем голубом платье она порхает, словно балерина, А подтянутый, безупречно одетый кавалер бросает выразительные взгляды на высокую грудь пани: