Бежит к рассвету река
Шрифт:
– Похоже, так оно и есть, – дослушав его, подал я свой голос. – Если поразмыслить, то нетрудно заметить, что мы на самом деле не являемся ни одной из этих личностей, как не являемся телом, которое сегодня разбирают и собирают, подобно механическим часам, трансплантируют органы. Искусственный мозг уже не кажется фантастикой. Но кто мы тогда?
– Душа, наверное, – как-то уклончиво сказал Гена.
– Под душой обычно понимают сплетение мыслей, чувств и переживаний. В глубоком сне или осознанном безмыслии нет ни чувств, ни переживаний, но мы всё равно существуем. Думаю, это состояние и есть основа всего, подлинные мы, стержень, вокруг которого вращаются объекты, мысли и чувства.
– А ты не думай об этом! Толку от знаний подобного рода ноль, но психике можешь повредить. – Гена удовлетворённо щёлкнул пальцами, подтверждая тем самым своё полное выздоровление. – Думай о том, что уже понимаешь, в чём можешь почерпнуть силы и вдохновение. Я вот брожу по улицам, смотрю на ухоженную весеннюю клумбу, чёрные ветви спящего дерева, мерцающий сквозь снег фонарь и рождается поэзия. Не рифмованные слова, а непередаваемое ощущение родства с тем местом, где находишься и благодарность
– Это, Гена, история развития у вашего бас гитариста религиозного бреда, ко мне отношения не имеющая. Во всяком случае, пока, – улыбнувшись добавил я.
– Вот именно, пока.
– Володя, кстати, поступил как настоящий христианин. Просто сейчас эпоха, уравнявшая любое религиозное рвение с фанатизмом или шизофренией.
– Ты мне как историк историку говоришь?
– Как психиатр психиатру. Пойдём, труба зовёт, хлопнем по маленькой.
Мне было легко и комфортно в обществе моего гостя, не требующего к себе особого внимания. Гена был интересный собеседник, настоящий, живой человек, повстречавшийся на одном из перекрёстков бытия. Трудно сказать почему, но я всегда с удовольствием выпивал в компаниях философствующих алкоголиков, спивающихся интеллектуалов, запойных романтиков. В таких случаях от меня, чаще всего, требовалась только бутылка водки и умение слушать – не такая уж большая плата. Существовал, конечно, серьёзный риск нарваться на собутылника с затаённой злобой, которая непременно вспыхнет от третьей или четвёртой рюмки. Что поделаешь? Всю жизнь приходится ходить по минному полю, и даже в собственной кровати безопасность и покой будут только сниться.
– Хочешь, рванём ко мне на дачу, – привычно морщась от выпитой водки, просипел Гена.
– Даже не знаю, – замялся я.
– Что тут знать? Погода прекрасная, жара позади, а до настоящих холодов далеко. Домик добротный, кирпичный, с отцом ещё строили. Во дворе костерок можно развести, если аккуратно. Огород, правда, заброшен, но он нам и не нужен. До реки метров сто.
– Извини, Гена, но не поеду. Нагулялся уже по сельской местности, дома посидеть хочу, с мыслями собраться.
– Как скажешь, – сокрушённо вздохнул он.
У меня не было ни малейшего желания покидать уютный мирок квартиры, тем более продолжать возлияния в садовом товариществе субботним сентябрьским днём, когда на дачных участках много людей. Собственное самочувствие, интересная беседа, островки тишины, комфорт кресла, вкус еды, действие алкоголя, будущая неопределённость – всё казалось своевременным, уместным и идеальным.
– Теперь моя очередь поведать случай из жизни, – начал я, со стуком поставив опустошённую рюмку на стол. – В школьные годы чёрт дёрнул прочитать меня рассказ Эдгара По «Заживо погребённые», красочно описывающий адские муки людей, очнувшихся в могилах и склепах, куда их занесло в результате трагического стечения обстоятельств или медицинской ошибки. С тех пор родилась и разрасталась как водоросли в пруду моя сильнейшая фобия – страх проснуться закопанным в гробу. Напрасно приводил я себе успокоительные доводы о невозможности такого развития событий. Иррациональное чувство неуязвимо перед логической аргументацией, как бессильны очевидные факты перед слепой верой. Прошло время, я окончил первый курс института и в августе месяце мы с приятелем Яриком отправились в недельный круиз на теплоходе «Александр Суворов» от Самары вниз по Волге до Волгограда и обратно вверх. Уютная двухместная каюта с туалетом и душем на средней палубе, трёхразовое питание в кафе, ежевечерние развлекательные программы, масса симпатичных девушек – что ещё можно желать восемнадцатилетним студентам? Первая остановка на пути была в Саратовской области, обозначенная как «Зелёная стоянка». Красивейшее место с песчаными пляжами по берегам лесного острова посреди великой реки. Вдоволь накупавшись, попив пивка с шашлыком, приготовленным у пристани предприимчивыми жителями близлежащей деревеньки, мы вернулись на теплоход. Не успев войти в каюту, я рухнул на кровать и моментально заснул, уставший от такого активного отдыха. Проснулся ночью. Открыв глаза, я ничего не сумел разглядеть в кромешной тьме, тело онемело, ясно чувствовался запах сырости и земли. Промелькнула мысль: «Что за незнакомое место?». Откуда-то сверху еле слышно доносились аккорды траурной музыки. И тут старая фобия, дождавшись своего момента, выпрыгнула из моего подсознания, в долю секунды нарисовав жуткую картину произошедшего. Я зажмурил глаза, боясь до конца осознать случившееся. Сердце забилось в бешеной скачке, чувствовалась нехватка воздуха, страх парализовал всякую попытку анализа ситуации. Сложно сказать, сколько секунд я пролежал в тисках оцепенения, но те мгновения показались мне вечностью в предбаннике ада. К реальности вернул меня громкий чих и шмыганье носом перекупавшегося в прохладной воде Ярика, спавшего напротив. Запах сырости, начинавшей цвести реки и прибрежного песка, как выяснилось, распространяли наши плавки, грязные резиновые шлёпанцы и немытые тела. А траурная музыка сверху оказалась фонограммой ночного шоу иллюзиониста, забавлявшего пассажиров теплохода в актовом зале верхней «солнечной» палубы. Кстати, невольно подвергнувшись шоковой терапии в том круизе, я избавился от приобретённой фобии, надеюсь окончательно.
– Не верю! – засмеялся Глобус. – Развязка рассказа Эдгара По в точности такая же, как у тебя. И действие происходит на пароходе. Я читал не меньше твоего.
– Хочешь верь, хочешь нет, но это реальная история. А совпадений в жизни больше, чем мы думаем.
– Кстати, о совпадениях. Чем чаще они, как и эффект дежавю, случаются, тем убедительнее гипотеза о нашем проживании в матрице, – добавил вдруг мой гость.
Звонок домофона ворвался неуместным пиликаньем в ровное течение нашей болтовни. Я нехотя подошёл и поинтересовался, кто и с какой целью пожаловал. Молчание из потрескивающего динамика было мне ответом. Повторил вопрос – результат тот же.
– Пора и честь знать, – сказал Гена, уже обуваясь тут же в прихожей.
– Куда торопишься? Давай ещё посидим.
– Нет, Олег. Ты и так меня здорово выручил. Поеду на дачу с ночёвкой. Может всё-таки вместе?
Я отказался. Гена попросил у меня немного денег на четвертинку водки, потом долго и крепко сжимал руку, клятвенно уверяя, что такого отзывчивого, умного и продвинутого друга найти теперь решительно невозможно. Чувствуя неловкость от комплиментов, которых вряд ли заслуживал, я наконец-то закрыл за ним дверь и облегченно вздохнув, подумал: «Даже самое приятное общение меркнет перед преимуществами уединения». Месяц спустя мне стало известно, что в ту ночь на даче он заснул с непотушенной сигаретой и насмерть задохнулся дымом тлеющего матраца. «Мир не без добрых людей, угостили», – вспомнил я его фразу, мятую жёлтую пачку «Кэмел» и молчание домофона.
Убравшись на кухне, я принял контрастный душ и развалился в кресле, чуть не уснув в блаженном расслаблении. Изредка меня всё же тревожили возникающие мысли, но ни одна из них так и не смогла пустить корни в уме. Со стола прозвучала надоевшая мелодия рингтона, которую давно пора было сменить.
– Слушаю вас, – сказал я, нарочно не посмотрев, чей номер высветился на экране.
– Привет отдыхающим! Не забыл?
Я сразу узнал голос приятеля Вадима, сотрудника нашей конторы, с которым у меня сложились неплохие отношения.
– Продолжительность отпуска не позволяет забыть даже имена техничек. Привет, Вадим!
– Значит, всё же забыл. Эх, что с тобой в старости будет, если сейчас ничего не помнишь?
И тут в прояснившейся голове с удивительной чёткостью всплыла картина, на которой Вадим приглашает меня в кафе, скромно отметить своё двадцатидевятилетние.
– Жду с Ольгой к шести часам вечера в кафе «Йорик». Без опозданий. Голодными, весёлыми. Форма одежды произвольная.
– Вадим, понимаешь, Ольга у матери, вряд ли она сможет.
– Всегда с тобой одни проблемы! – недовольно воскликнул Вадим. – Ты-то сам хоть будешь? Обещал мне. Знай, если не придёшь… – он умолк, не закончив свою угрозу.
– Приду, обязательно приду.
– Правильный ответ. Жду, не опаздывай.
Без четверти шесть, в бежевом свитерке и чёрных джинсах, я ехал в такси, благоухая «Фаренгейтом». Стильное кафе, с красными кирпичными стенами и тёмными массивными столами, за которыми сидели небольшие компании, показалось мне милым. Во всяком случае, стремления тут же покинуть его не возникло. Я остановился у разноцветного окна, безуспешно ища взглядом знакомое лицо. Никто не обращал на меня внимания, в том числе и суетившийся официант. Наконец над одним из столов взметнулась рука и призывно замахала в мою сторону. Подойдя к сидевшим за ним молодым людям, я увидел Вадима, его старого друга Серёжу, с которым был шапочно знаком, и двух девушек. Произнеся банальное поздравление, я торжественно вручил кожаный портмоне в подарочной коробке виновнику торжества. Растроганно улыбаясь, Вадим привстал, и мы крепко обнялись под аплодисменты собравшихся за столом. Сергей, путаясь и запинаясь, сказал длинный тост. Выпили раз, другой, третий, закусывая бужениной, говяжьим языком, пармезаном и оливками в маринаде. Дамы налегали на белое вино, изредка бросая в рот ломтики сыра. Подошедшему официанту я заказал стейк из сёмги со шпинатом, Вадим свинину в грибном соусе. В предпочтения остальных вдаваться не захотел, оглушённый слишком быстрым алкогольным стартом. Когда принесли горячее, компания была уже прилично разогрета.