БЕЗМЕРНО СЧАСТЛИВАЯ. Св. блаж. Матрона Московская. Жизнеописание

Бакулин Алексей Анатольевич

Кто-то вспоминал:

— У нашего отца отобрали лошадь. Отец пришел домой, не знает, что делать: может судиться? Пошла мать к Матроне, и Матрона ей сказала: «Судится будете — лошадь вам дороже станет. Вы больше просудите, чем получите». Родители не послушались, наняли адвоката. Сколько денег всадили, а привели свою лошадь — она совсем скелет. Там гоняли чужую лошадь, не жалели.

Целую повесть рассказала другая односельчанка Матроны, Зинаида Жданова:

— Матрона предсказала необычную судьбу моей маме. Мать долго оставалась незамужней, была по тогдашним понятиям старой девой — 28 лет, некрасивая, безграмотная… Никаких женихов у неё не было. Бабка моя, Феоктиста однажды прибежала к Матронушке и говорит: «Приехал какой-то вдовец сватать нашу Евдокию. Как быть?» Матрюша как цыкнет на бабушку: «Никакого жениха! Ты знаешь, какая судьба у твоей Дуни?

Вот какой у неё будет жених — барин с усиками». И сделал вид, будто одной рукой подкручивает усики, а в другой держит зеркало — и любуется на себя. Подбоченилась, выпрямилась, — в точности моего будущего папу изобразила, — у него была такая привычка усики крутить перед зеркалом. «Красавец какой! — восхищается Матрюша. — Вся губерния удивится такому жениху! Не смей и думать выдавать её замуж». Бабушка пошла домой невесёлая: чтобы к её-то дурнушке Дуньке посватался красавчик-барин? Такого и в сказках не бывает. А в деревне народ начал ей толковать матронино пророчество по-своему: «Это значит, Феоктиста, что твоя Дуня умрёт скоро. Вот будет ей и барин — гроб с крестом!» И вправду: нет никакого барина, а в семье 12 человек детей — своих и чужих, всех не прокормишь… Вот бабушка и послала маму в Москву, наниматься в прислуги к старой знатной барыне, — прежде у неё служила сестра моей мамы… Барыня оставила маму у себя в доме, на кухне, черной кухаркой. Будущий отец мой, Владимир, был единственным сыном этой барыни — красавец молодой, и имел невесту княжну Щухову Ксению Владимировну. Однажды ночью, он услышал голос Спасителя: «Женись на Евдокии». Спросил у моей будущей бабушки, есть ли в доме Евдокия. «Да, — ответила бабушка, — на кухне, черная кухарка». Отец пошёл на кухню и увидел её, чуть не упал в обморок… До того его испугала такая невеста! Нужно было ему уезжать из дома на год. Бабушка Мария говорит деду Иоанну: «Дам я ему в услужение самую некрасивую, самую неказистую нашу работницу — Дуню. Так спокойнее будет!» Это было до революции за два года… А в 1917 году я родилась… Нас с мамой отец поселил в Загорске, напротив монастыря и ездил к нам, так как родители папы нас не признали. Но он на маме женился, — и потом его это спасло: если бы он не был женат на простой крестьянке, его бы расстреляли, — как это и случилось со всеми его родственниками, приближенными к Императору.

Ещё один рассказ:

— Бабушка сломала палец и пошла к Матроне за помощью. Шла и думала: «Мне бы надо идти в Берёзовку, к бабке, которая умеет выправлять переломы… Ну, да ладно, зайду вперёд к Матроне!» Пришла, а Матрона говорит: «Мама, кто там? Анна? Ты ведь, Анна, хотела идти в Берёзовку, палец исправить! Ну, так иди туда, иди!» Послушалась больная, — а идти надо было семь километров. Пришла, а бабка-костоправка говорит: «Да где же у тебя сломан палец? Он здоров!» Пока больная добиралась до Берёзовки, палец её по Матрониной молитве исцелился.

Однажды к блаженной на Пасхальной седмице пришли женщины из деревни Орловки. Матрона принимала, сидя у окна. Одной она дала просфору, другой — воду, третьей — красное яйцо и сказала, чтобы она это яйцо съела, когда выйдет за огороды, на гумно. Женщина эта положила яйцо за пазуху, и они пошли. Когда вышли за гумно, женщина, как велела ей Матрона, разбила яйцо, а там — мышь. Они все испугались и решили вернуться обратно. Подошли к окну, а Матрона говорит: «Что, гадко мыша-то есть?» — «Матронушка, ну как же есть-то его?» — «А как же ты людям продавала молоко, тем паче сиротам, вдовам, бедным, у которых нет коровы? Мышь была в молоке, ты её вытаскивала, а молоко давала людям». Женщина говорит: «Матронушка, да ведь они не видели мышь-то и не знали, я ж её выбрасывала оттуда». — «А Бог то знает, что ты молоко от мыша продавала!»

С тех пор, как слава блаженной пошла от села к селу, из семьи Никоновых стала понемногу уходить нищета: калека кормила родителей. Ей приносили и пищу, и деньги… Матрона ни у кого ничего не просила: что принесут, за то и спасибо.

Говорят, что Матрюшенька любила играть в куклы. Нередко эта игра заключалась вот в чём: девочка засовывала кукол за пазуху, они проскальзывали под широким платьем и падали на пол из-под юбки. В те годы люди удивлялись такой странной игре, а в наше время поняли её страшный смысл: таким образом Матрюша предсказывала широкое распространение абортов в нашей стране.

Рассказывали и о таком её пророчестве: как-то Матрюша попросила мать: «Мама, дай мне куриное перо, только большое». Ей дали перья, она выбрала самое большое, ободрала его и говорит: «Мама, видишь это перышко?» Мать отвечает: «Да что ж на него смотреть, ведь ты ж его, Матрюшенька, ободрала!» А дочка ей: «Вот так обдерут и нашего царя-батюшку». Мать испугалась: «Что ты такое говоришь, Матрюшенька! Так нельзя про царя!» Дочка вздохнула: «Да что поделать, мама! Его уже ободрали…» Это было задолго до революции.

Грядущий переворот она предсказывала и таким образом: ложилась на живот и начинала судорожными, жадными движениями подгребать под себя землю. «Вот так будут землю-то хватать! Побольше, побольше! Церквей сколько разорят, народу сколько перебьют!» И вскакивала на ноги: «А потом бросят всё и побегут кто куда!»

5. «ВЗЫСКАНИЕ ПОГИБШИХ»

Итак, слепая видела всё, чего не увидит и самый зоркий. И видела она души людей — души своих односельчан…

Ни в коем случае не подумайте, что жители Себина были грешнее всех прочих людей на Руси, и пуще того — не подумайте, что они были грешнее нас с вами. В общем, — обычные люди… Быть может сейчас, по контрасту с сегодняшним днём, мы нашли бы в них массу достоинств: трудолюбие, доходящее до истовости, самозабвенная любовь к родным, боголюбие, сочувствие к близким, ответственность за родную деревню и за односельчан…

И Матрона видела все их достоинства, и любила этих людей, и плакала, понимая, что многих насмерть подкосит неизбежный в этом мире грех. И её слёзы были услышаны, и вскоре пришёл ей ответ…

— Мама, мама! — сказала однажды Матрюшенька Наталье. — Мне Матерь Божия каждую ночь снится! Не Сама Она — икона Её…

— Какая же икона? Казанская? Иверская?

— Нет, у нас в церкви нет такой. Называется «Взыскание погибших». Надо бы её к нам, в Себино…

— Никогда про такой образ не слышала… Да ты не путаешь ли? Что за «Взыскание погибших»?

— Мама, эта икона нам нужна, всей деревне нужна! Помолятся у неё люди, и много грехов им простится, много бед от них отойдёт! Ты сходи к нашему батюшке, у него есть на такой-то полке такая-то книга. Там, на такой-то странице эту икону увидите!

— Да тебе-то, слепая, откуда знать?

— Иди, мама к батюшке, иди скорее!

И пошла Наталья к себинскому священнику, передала ему слова дочери… Батюшка давно привык серьёзно относиться к тому, что сказала слепая Матрюша, — немедленно пошёл в дом, достал с указанной полки указанную книгу и на указанной странице нашёл изображение иконы «Взыскание погибших».

Что же это за икона?

На вид она ничем особым не отличается от прочих Богородичных икон: скромный образ, очень простой, — можно сказать, не западающий в память… Есть что-то царственное в Казанской иконе, есть что-то глубоко скорбное в Тихвинской; Владимирская — вся светится от высокой Материнской любви, Иверская сияет несказанным горим светом… А «Взыскание погибших» — простая, домашняя, семейная икона: на ней и Божия Матерь зачастую изображается простоволосой, как бы находящейся в родных стенах, среди своих, среди близких… Младенец нежно и тихо прильнул к ней, к Маме, щекой к щеке… Давным-давно, в шестом веке, в далёкой Малой Азии грешный инок Феофил увидел этот образ, и душа его дрогнула, и начал он молиться перед тихой иконой, и исцелился от своего греха. Тогда назвал он спасительный образ «Взысканием погибших» — спасением тех, кто сдался греху.

А ещё было такое: лет за двести до рождения Матроны в Калужских землях крестьянин Федот Обухов заблудился зимней ночью и начал замерзать. Чувствуя наступление смерти, уже одолеваемый сладкой дремотой замерзающего, он взмолился Богородице: «Спаси меня! Я закажу художнику Твою икону «Взыскание погибших» для нашего храма!» И спасение пришло: Бог весть, какими путями, нашёл полуживого Федота его приятель, притащил к себе домой, отогрел, вернул к жизни, — а обещание своё спасённый Федот неукоснительно исполнил. Федот был человеком благочестивым, любящим церковь и страшащимся греха, — не то, что древний инок Феофил… Но когда вспоминаешь от какой смерти спасла Владычица Федота, невольно задумываешься… Смерть от холода, как говорят опытные люди, — сладкая смерть: человек засыпает, и холода уже не чувствует, — наоборот, тепло ему, приятно, — и чем дальше, тем слаще, пока душа не отойдёт. Не так ли грех нас губит? — приятно бедному человеку потакать своим страстям, и чем дальше, тем больше, пока эта сладость не обернётся вдруг адской мукой…