Безмолвная земля
Шрифт:
— Что высматриваешь?
— Следы.
— Какие?
— Любые. Заячьи, лисьи. Серны, куницы. Всякие. Хотя бы птичьи. — Перегнувшись через поручень, Джейк вглядывался в девственное снежное покрывало. — После лавины я не видел ни одного живого существа.
— А я видела.
— Да ну?
— Двух ворон.
— Правда?
— Больше они не появлялись.
Зоя смолкла, вспоминая встречу с птицами. Гудели стальные канаты, на каждой опоре кресло тихонько лязгало, и следом слышался шлепок троса,
— Какой в этом знак? — спросила Зоя.
— В чем?
— В воронах.
— Не знаю. По-моему, никакого. Просто вороны. Во всем должен быть знак, что ли?
Ответом было лишь громыханье кресла. На вершине горы соскользнули с сиденья. Джейк пониже натянул шапочку и просунул запястья в петли палок.
— Какая красота, Джейк! Давай…
— Хорошо.
— Что — хорошо? Ты даже не дослушал.
— Давай съедем до середины спуска. Свернем в лесок. Попробуем еще раз. Хорошо.
— В тот день я показала себя паршивой лыжницей. Хочу проверить, могу ли лучше.
Джейк усмехнулся:
— Отличный повод.
— Ведь сейчас нет такого напряга.
— Конечно. Передохнем в том же месте.
Оттолкнувшись, Джейк покатился вниз. Снег стал иным. По-прежнему глубокий, чистый, не потревоженный уборочными машинами, на солнце он слегка размяк, а потому лыжи скользили чуть медленнее и чуть громче шуршали.
Следом покатила Зоя. Изумительной синевы небо, мельканье сосен и лиственниц, дорогим зеленым бархатом окаймлявших восковую белизну склона, создавали ощущение полета.
Проваливаюсь сквозь небесные сферы.
Снег лишался девственности, уступая натиску лыж. Притормозив, Зоя обернулась: Джейк, в черном костюме похожий на симпатичную ворону, несся вниз; заложив вираж, он встал рядом.
— Я даже не заметила, что обогнала тебя.
— Витала в облаках.
— Точно. Как птица. Рядом с тобой.
— Через лесок?
— Ага.
Нынче одоление преград шло успешнее: заминки лишь порождали смех, пронзавший лесное безмолвие сродни церковной тишине, нарушать кою дозволено либо нет, по усмотренью твоего Бога. Зоя и Джейк перебирались через ледяные ручьи, обходили припорошенные камни, похожие на костяшки исполинских кулаков, подныривали под хвойные лапы в белых шапках, провожавшие снежным душем.
Нелегкий путь, в этот раз без падений, завершился на той же заснеженной просеке, что вела в поселок. Пара молча двинулась дальше в лес, однако новый петлистый маршрут вывел ее на край неодолимого крутого оврага. Покорившись неизбежному, просекой они вернулись в Сен-Бернар.
Следы предыдущей попытки распрощаться с поселком уже замело. На спуске Джейк дважды оглянулся. Такое чувство, сказал
Никого не было. С чем вроде бы уже смирились.
Запустив все имевшиеся подъемники, они гоняли по всем склонам. Условия были идеальные. Солнышко, пригревавшее с божественно-голубых небес, позволило скинуть куртки.
— Никогда так лихо не ездила, — поделилась Зоя.
— Я тоже. Может, перекусим?
— Не хочется.
— Так и я не голоден, но хочу заглянуть в горный ресторанчик и расслабиться возле очага.
— Ты замерз?
— Вовсе нет. Но так хочу. Мы едим, не чувствуя голода, пьем, не испытывая жажды, и я хочу отдохнуть, ничуть не устав.
— Ладно. Погнали в «Сердцебиение». — Зоя ринулась вниз по склону.
Джейк подъехал, когда она, сняв лыжи, стояла у входа в ресторан.
— Копуша!
— Не понимаю, как ты это делаешь.
У бревенчатой стены покоились припорошенные снегом две пары лыж. Приладив свои лыжи в соседнюю стойку, Зоя и Джейк вошли в ресторан. В кухне горел свет, обеденный зал был темен. Возле большого каменного очага стояла корзина с поленьями. Отыскав спички и растопку, Джейк сноровисто развел огонь. Занимаясь, сосновые поленья сыпали искрами.
Джейк принюхался к дыму:
— Чуешь смолистый запах?
— Ага. Вот сейчас, когда ты сказал.
— С мороза входишь в тепло, пальцы рук и ног аж ломит; садишься к огню, лицо начинает пылать, ты оттаиваешь и погружаешься в истому. Помнишь?
Зоя ткнулась головой в его плечо:
— Помню. А теперь и чувствую.
— Вот то-то и оно, да? Мы вспоминаем и лишь потом чувствуем. Ты описываешь ощущение, и оно во мне возникает. Но не раньше. Не раньше.
Зоя расплакалась:
— Где мы? Что происходит?
— Не плачь, моя хорошая. Ответить не могу, но только знаю, что в одиночку этакое существование стало бы кошмаром. Вместе с тобой еще терпимо.
Зоя к нему прижалась:
— Я не горюю… только растеряна… и шибко напугана…
— Будем обо всем друг другу напоминать. Что бы ни было, так мы воссоздаем нашу жизнь, понимаешь?
— Кажется, да.
В баре Джейк выбрал бутылку красного вина и, откупорив, наполнил два бокала.
— Отведай. — Протянув Зое бокал, он глянул на этикетку: — Альбер Бишо, Жевре-Шамбертен ле Курве, две тысячи четвертый год, Бургундия. Хрен его знает, дорогущее иль дешевка. Сама реши и поделись впечатлением.
Зоя поднесла бокал к носу, точно дегустатор. Пригубила, подержала на языке, ополоснула рот. Прикинула сладость, кислость, вязкость; оценила оттенки привкуса и резкость. Затем проглотила, подмечая, хочется ли сделать еще глоток.
Джейк ждал, моргая все еще красноватыми глазами.