Безмолвные женщины
Шрифт:
Служанка принесла чай со сладостями и собиралась уйти, как вдруг Котаки неожиданно для самого себя замычал, словно и он был немой. Служанка остановилась и с изумлением поглядела на него. Котаки жестами дал понять, чтобы она принесла сигареты.
— А вы вовсе не немой, — с улыбкой сказала та.
Котаки неопределенно помотал головой. Служанка пожала плечами и вышла из комнаты.
Котаки решил, что, если немного потренироваться, он без особого труда освоит язык жестов.
А может, среди этих женщин есть
Когда они остались вдвоем и заперли дверь, Котаки почувствовал странную опустошенность. Такое же чувство овладевало им, когда после многочисленных попыток удавалось застраховать наконец упрямого клиента. Многие из его коллег испытывали при этом буйную радость. Он — никогда.
Очнувшись от этих мыслей, Котаки заметил, что Хироко стоит у окна и, закусив губу, внимательно разглядывает его.
В окне вспыхивали отблески неоновых огней. Они становились то ярче, то бледнее, колеблясь, словно отражение в речных волнах.
Он только теперь догадался, что его мычание и жестикуляция были неприятны Хироко.
— Я сделал это не из злого умысла. Прости меня, — неожиданно сказал он, но сразу спохватился и достал блокнот.
Хироко покачала головой, села за столик и начала быстро писать. Котаки прочитал: «Я понимаю многое из того, что вы говорите. В специальной школе я изучала законы артикуляции, поэтому вы можете обойтись и без блокнота. Меня оскорбили ваше мычание и жесты».
Котаки с удивлением подумал, что у этой проститутки сохранилось чувство гордости.
— В харчевне мы все время переписывались, вот я и решил, что иначе нам не объясниться. Ты уж меня извини, — пробормотал Ко-таки.
«Там полно людей, все время отвлекаешься, поэтому удобней беседовать с помощью карандаша и бумаги. Здесь же мы только вдвоем, никто не мешает, и, если будете говорить медленно, я, пожалуй, смогу понять».
— А скажи, я тебе нравлюсь?
Хироко с недоумением поглядела на него. Хотя и изучала законы артикуляции, но, видимо, не все могла понять по движению губ. Он повторил вопрос, но, убедившись, что она не понимает, хотя и очень старается, предложил воспользоваться карандашом и бумагой. Хироко обрадованно кивнула и тут же написала:
«Вы — человек искусства. Мой отец в каком-то смысле тоже — он торговал картинами. Вы мне понравились».
Потом тихо положила руки ему на плечи.
Котаки обнял ее и крепко прижал к себе. Она оказалась тоньше, чем он думал.
Хироко подставила губы для поцелуя и закрыла глаза. Котаки заколебался — ему не претило целоваться с проституткой, но все же он подавил в себе неприятное чувство, как привык делать это при общении с клиентами. Не успел он прикоснуться к губам Хироко, как она ответила долгим поцелуем.
После женитьбы он редко позволял себе развлекаться на стороне, но в молодости женщинами отнюдь не пренебрегал. Однако поцелуй, которым наградила его Хироко, был особенный: такого он еще не испытывал. Наконец Хироко отстранилась и стала вытирать указательными пальцами повлажневшие губы. А Котаки внезапно ощутил такое острое желание, что даже мысли о сыне мгновенно вылетели у него из головы.
— Надо принять ванну. Ты составишь мне компанию? — задыхаясь, прошептал он.
Хироко согласно кивнула и протянула руки к его пиджаку.
— Не беспокойся — сам сниму, — сказал Котаки.
Хироко, будто не слышала, раздела его. Потом скинула одежду с себя и вслед за Котаки вошла в ванную комнату.
Как он и предполагал, грудь у нее была маленькая, но упругая. Формы ее тела оказались далеки от классических, но это восполнялось красотой матово блестевшей кожи — казалось, будто она натерта воском.
Хироко нисколько не стеснялась своей наготы. Прислонившись к стене, она сделала несколько движений — будто рисовала картину, — потом указала на себя.
— Хочешь, чтобы я тебя нарисовал? — догадался Котаки. Хироко радостно кивнула.
— К сожалению, сегодня не получится — нет красок и кистей. Хироко нахмурилась и вопросительно поглядела на Котаки. Должно быть, не поняла смысл его ответа.
Котаки накинул на нее полотенце и уложил в постель. Он до сих пор не имел дела с немыми проститутками, но его несколько ошеломило бесстыдство Хироко.
Когда все кончилось, Котаки взял со стола карандаш и бумагу.
«Как ты оказалась в китайской харчевне?» — написал он.
«Меня привела туда школьная подруга».
«Твоя одноклассница?»
«Да».
«И тебе нравится так проводить время?»
«Интересней, чем сидеть дома. Ведь нам не суждено, как обыкновенным женщинам, выйти замуж, и было бы уж слишком несправедливо запрещать себе еще и наслаждаться жизнью… Вам не нравится, что я беру за это деньги?»
«Если тебе они нужны на расходы, то тут уж ничего не поделаешь».
Он положил карандаш и подумал, что все справедливо. Ведь эти женщины тоже имеют право вкусно есть и красиво одеваться. Другое дело, если родители богаты, а если их нет вообще? На что ж тогда жить, если не брать деньги с клиентов?
«Нет, не только ради хлеба насущного, — написала в ответ Хироко. — Мужчины не принимают женщин, подобных мне, всерьез. Мы им нужны только для забавы, для развлечения. К тому же некоторые норовят побаловаться бесплатно: мол, они же неполноценные, немые — пусть скажут спасибо, что на них обратили внимание… Но я этого не признаю. Пусть я достойна презрения, но за удовольствие надо платить. А вообще-то все, в том числе и мы, немые, смертны и, понимая это, хотим, насколько возможно, успеть насладиться жизнью. Вот почему я с удовольствием провожу время в китайской харчевне».