Безмятежность и доверие
Шрифт:
— Люди пострадали, Блэйк!
Он махнул рукой на ее слова, не утруждаясь даже посмотреть на нее.
— Никто не умер — и ладно. Предполагается, что все пойдут на поправку.
Почему он не был зол, что копы открыли огонь по невинным, не представляющим угрозы людям?
— Ты что, это все спланировал?
Теперь он повернулся и опустил взгляд, чтобы встретиться с ее глазами. Но моргнул прежде, чем ответил на ее вопрос, и то, каким образом бегали его глаза, то, какое неуловимое, пристыженное выражение стояло в них, зародило в ее душе сомнение.
— Ну,
Он прекрасно понимал, что она имела в виду, но намеренно строил из себя дурака.
— Нет, ты планировал бунт? Был ли кто-то в толпе с оружием, и было ли тебе известно об этом?
Он моргнул вновь, и она получила ответ на свой вопрос. Уже не имело никакого значения, что бы он ответил. Она прекрасно знала, что не важно, что говорили люди, иногда достаточно замешательства, которое могло продлиться лишь долю секунды, а ты уже подсознательно мог чувствовать ответ, поэтому ей были не важны слова.
— Конечно, нет. Почему ты меня расспрашиваешь, Сэди?
Она не имела понятия, зачем расспрашивала его, но он был не тем, кем она его считала. Думая о своем диалоге с Гордоном, она вдруг ослепительно улыбнулась.
— Хорошо. Прости меня. Все это слишком для меня. Я, пожалуй, пойду.
И она просто развернулась и направилась на выход. Блэйк спешно направился за ней до двери и прокричал ей вслед:
— Сэди! Сэди, да ладно тебе! У нас много работы!
~oOo~
Сэди нравилось бегать в самую жару. Она обычно замерзала, пока температура на термометре не показывала примерно 90 градусов, поэтому ей не нравилось бегать по утрам, когда воздух пустыне отдавал холодом (прим. 90°F=32°C). Ее рабочие дни начинались по Центральному времени США, потому как головное отделение ее рабочего офиса находилось в Далласе, поэтому она завтракала примерно в десять тридцать или одиннадцать, а затем бегала. По выходным она пробегала определенное расстояние, стараясь подготовиться к марафону в ЛА, который должен был состояться на будущий год. Сначала она полагала, что попробует поучаствовать в марафоне в этом году, но он должен был пройти в сентябре, поэтому она думала, что не совсем готова к нему. Так перед ней и образовалась новая цель.
Между тем она участвовала в более скромных по размеру соревнованиях по бегу на скорость. Она пробежала уже пять тысяч километров. Но это не удовлетворило ее. Поэтому ей нужно было поставить новую, более сложную задачу перед собой. Ей нужно было что-то более позитивное, чтобы сосредоточиться на этом.
Она не бегала целую неделю после акции протеста или вооруженного бунта, или как это можно было еще назвать, потому что ее рука невыносимо болела. А когда она бежала, и сердцебиение учащалось, рука начинала болеть еще сильнее. Но три дня спустя она вновь начала мало-помалу бегать, и пришла к выводу, что она не потеряла форму с прошлых выходных.
Она
Она остановилась и уставилась на байк в течение минуты, пытаясь убедиться, принадлежал ли байк Шерлоку. Она не знала многого о мотоциклах, и, если честно, она совершенно не обращала никакого внимания на них, кроме того, что этот был большим хромированным и черным. Но что-то внутри нее говорило, что этот байк принадлежал именно ему. Она подошла ближе и увидела аэрографическую надпись (или как это называлась) на бензобаке: МК «Ночная Банда».
Но его не было нигде поблизости. Она осмотрела улицу в двух направлениях. Нет, его не было. Затем она спешно направилась к своему дому.
Она жила на втором этаже четырехэтажного дома. В доме был лифт, но она едва ли им пользовалась. Лестница, которая вела на второй этаж, была широкой и открытой и находилась возле входной двери. И сейчас Шерлок спускался вниз, его тяжелые ботинки
—
не
Dr.
Martens
,
которые были на нем в тот день, а военные ботинки на шнуровке
—
издавали громкие звуки о бетонно-мозаичную плитку.
— Привет, — проговорил он спокойно, как будто в этом не было ничего такого — просто заскочить к ней. И почему он был в ее доме и спускался со второго этажа, на котором она жила? Она не говорила ему конкретно, где она жила.
— Что ты здесь делаешь?
— Я пришел, чтобы проверить твои швы.
— Как ты узнал, где находиться моя квартира?
— Это то, чем я занимаюсь: узнаю детали.
— Ага, и это совершенно не странно, — иронично прибавила она.
Вместо того, чтобы ответить на ее комментарий, он указал кивком головы вверх по направлению лестницы.
— Я просунул записку тебе под дверь. Твой сосед сказал, что ты пошла на пробежку.
— Сосед?
— Ну, полный парень. Лысый.
— Точно. Бёрт.
Бёрт жил напротив нее. Он был на пенсии или, может, просто достаточно обеспеченным, он был тем, кто в их доме постоянно совал нос не в свои дела.
Она испытывала болезненное ощущение от его отказа — несмотря на то, было ли это продиктовано тем, что он был джентльменом, или же героем, или же святым во плоти, это все равно чертовски ранило.
Она спешно направилась вверх по лестнице.
— Ладно, все понятно, мне необходимо возвращаться к работе.
Он перехватил ее здоровую руку, когда она проходила мимо него.
— Не смей меня отшивать, маленькая преступница. Я хочу взглянуть на твою руку.
Вырывая свою руку из его хватки, она фыркнула:
— Не указывай, что мне делать. Никогда. Ты упустил свою возможность в этом. И не называй меня этим тупым прозвищем.
Вообще-то, ей оно очень даже нравилось. Каждый раз кода он называл ее так, тело покрывали мурашки. Именно поэтому оно казалось ей тупым.