Безнадежно влип
Шрифт:
И, вероятнее всего, я действительно плохая дочь, ибо испытываю самое что ни на есть наслаждение при виде такого папы. Растерянного. Разбитого.
– Только после того, как ты меня ударишь в ответ, я все равно встану и уйду своими ногами. Я – свободный человек.
Несколько секунд он еще смотрит на меня, закрыв ладонью рот, а затем резко разворачивается и выходит из комнаты, не заперев при этом дверь.
Плохая из меня ученица. Очень плохая. Ибо, как бы Миша ни старался поставить мне удар, чувствую, что руку разрывает от боли. Ладно, плевать, от этого не умирают. На удивление, я спокойно собрала вещи, переоделась и вызвала такси. Меня никто не удержал. Даже слова не сказали.
Накрыло меня уже в машине. Понимаю, что нельзя плакать. Да и вообще надо успокоиться, а не получается. Живот не тянет и не болит. Значит все нормально. Это безусловно радует. В остальном – дело дрянь. Уже приехав к Наташе, поняла, что все. Силы остались где-то там, вместе с ударом. Не могу поднять ни горшок, ни кошку. Тяжело. И деньги. Ну почему не взяла карточку? А если Наташи нет дома? Где я буду ночевать? Налички хватит, разве что, на такси и какую-то мелочь. Глупая! Протягиваю деньги водителю.
– Извините, вы не могли бы мне помочь донести вещи до квартиры. Тогда сдачи не надо. Там лифт есть. Просто не могу поднять вещи. Мне нельзя тяжести таскать.
На удивление, мужчина не отказался мне помочь и донес вещи до квартиры. Второй раз мне повезло, когда Наташа оказалась дома. Причем одна. И не вышвырнула меня, как источник Мишиных проблем и его состояния. Напоила чаем, и попыталась накормить, постоянно сетуя на мою худобу и болезненный вид.
– Ты не ненавидишь меня?
– За то, что придется спать с тобой на одной кровати? Не айс, конечно, но я потерплю.
– Ну ты же знаешь, что я не об этом.
– Ну вообще, я реально не понимаю о чем ты.
– За то, что авария с Мишей – папиных рук дело.
– Что за бред? Я о таком не слышала. Соболев бы рассказал. Да и Слава, думаю, обмолвился бы. Там мудак какой-то пьяный за рулем был. Сын какого-то бизнесмена. Так что не наговаривай, – в очередной раз за день чувство такое, что мои внутренности облили кипятком. К счастью, это быстро проходит. Не скажи я папе то, что вывалила на него, никогда бы он не отпустил меня. – Ложись. Не обижайся, но вид у тебя, Маш, не очень. Прям сильно не очень.
– А в реанимацию точно не пускают? Разве нельзя заплатить?
– Точно. Даже Соболев не смог. Там какая-то шишка с Мишкой лежит в реанимации, я так и не знаю, то ли губернатор какой-то, то ли еще кто. Поэтому фигушки. Не в деньгах дело. Думала, Слава устроит, у него связи ого-го, а он наотрез отказался. Козел. Ладно, все. Давай спать.
***
Два дня мне хватило, чтобы прийти в себя. Физически, кроме ноющей и опухшей руки, меня ничего не тревожит. Морально – раздавлена. Совесть ест с каждым часом все сильнее и сильнее за то, что игнорировала Мишу и вывалила все на папу. Не заслуживает он этого, учитывая, как он любил маму.
– Ты точно нормально себя чувствуешь? Может, не поедем? – поднимаю взгляд на Наташу.
– Поедем. Хочу с ним познакомиться.
– Женя тебе не скажет привет.
– Знаю. Я имею в виду увидеть его. Ему, наверное, там очень одиноко.
– Ну пойдем.
Выйти из квартиры мы не успели. Перед самым выходом к Наташе зашел гость. Нехорошее какое-то предчувствие при виде Архангельского.
– Я тебя сюда не звала, – грубо бросает Наташа.
– А я не к тебе пришел. Пойдем, поговорим, – указывает взглядом на меня.
– А вы… что тут делаете?
– Мы, вроде, на ты уже были.
– Передумала. И я не хочу с тобой говорить.
– Стой, – хватает меня за руку. – Я понимаю, что ты обижена на своего отца и у тебя к нему куча претензий, но он уже давно не мальчик. В отношении тебя он достаточно совершил ошибок, но с твоей стороны перебор обвинять его во всем. Ну помрет он, а тебе потом как с этим жить? Про мать свою зачем заикнулась? Знаешь же, как он к этому относится. Что ж ты за сука-то такая оказалась?
– Какая есть, – Господи, как же сложно, оказывается, признавать свои ошибки. – А ты что, общаешься с ним после всего?
– Общаюсь. Но это к делу не относится. Почему у вас все через одно место? То молчала двадцать лет, как последняя мямля, то в одну минуту надо на него все говно вывалить? Знаешь, что такое мера?
– Что тебе от меня надо? Я домой не вернусь, сразу говорю.
– А я и не прошу. Вспомни на минуточку, что ты не сука последняя и езжай со мной. Он сейчас в клинике.
– В какой клинике?! Что с ним?
– В частной. Я не знаю, что с ним. До инфаркта пока не довела. Но близко, – да что за черная полоса?! – Поговоришь нормально. Желательно, не распуская руки. И уйдешь. Никто не будет тебя задерживать и покушаться на твою свободу. Взамен я договорюсь на пять минут посещения в реанимации. Хоть это и бесполезно.
– То есть, когда я просила, ты меня послал, а сейчас уже можешь? – тут же встревает Наташа.
– Недостаточно просила. Только одна из вас двоих может пройти. Десять секунд на размышление кто именно, – переглядываемся с Наташей. – Я бы посоветовал идти туда тебе, Маша. Выглядишь как кощеиха. От такой все, кто более-менее в сознании, могут от страха обосраться и быстро очухаться, – пропускаю мимо ушей его колкость.
Мой внешний вид – ерунда, по сравнению с навалившейся кучей проблем. Это два дня назад на эмоциях мне хотелось убить папу. Но я же не хочу этого в реале. Как я буду жить, если реально стану причиной его смерти? Он ведь этого не заслуживает.
– Пусть Маша идет.
– Сначала к Мише, потом к папе, – уверенно произношу я.
– Не доросла еще, чтобы мне условия ставить.
Глава 31
Глава 31
Чувствовать на себе взгляд этого мужчины – неприятно. Почему он никогда не водит машину? Был бы водителем, так пялился бы сейчас на дорогу, а не на меня. Раздражает неимоверно.