Безнадежно влип
Шрифт:
– Да ладно? – в такой же манере произносит Миша, протягивая мне коробочку.
– Надевай давай, а не коробку протягивай. Стой, а ты руки мыл? А, хотя не важно, помою. Давай, – протягиваю ему ладонь. – Ну все, я согласна, хоть ты ничего и не спрашивал. Надо же, оно даже не заржавело.
– Как давно ты его нашла?
– В первый же день. Случайно. Чек попался, ну а потом я стала искать. И так странно.
– Что?
– Оно не по акции.
– Маша, блин.
– Мария Григорьевна. Без пяти минут Медведева.
–
– Ну а когда, если не до нового года? Мне, конечно, хотелось свадьбу летом. Но я уже столько ждать не буду. И так все свои правила с тобой нарушила. Летом как-нибудь тоже надену свадебное платье, но на венчание. Повенчаться же надо когда-нибудь, – снова затишье, но, слава Богу, у «дичи» нет испуганного взгляда. Смирился-таки с участью – быть подстреленным стрелой купидона.
– Обязательно. Дожить бы.
– Куда мы денемся. Слушай, я сейчас тебе все покажу, заодно отвлеку от тошноты, рвоты и диареи.
– Что покажешь?
– Минуточку.
Меньше чем через минуту я влетаю в ванную с ежедневником и буклетами в руке.
– У меня уже давно все выбрано. Место проведения, меню, музыка. Мастер-класс по танцам. Платье тебе не покажу, это примета плохая, а вот твой костюм, – протягиваю Мише буклет.
Медведев то ли от моего напора, то ли от отравления, но реально побледнел.
– Да, траты, но нам же подарят подарки. Денежные. Пятнадцатое декабря хороший день для свадьбы. Опережая твои вопросы, что надо становиться в очередь в ЗАГС – у Славы есть связи. Нам обязательно найдут окошечко.
– А ты в курсе, что выбранный тобой ресторан за две недели тоже, скорее всего, занят.
– Конечно, занят. Там такие очереди. Но я его забронировала еще перед отъездом в Париж, так что не переживай, наша свадьба будет ровно через две недели.
Кажется, Медведев еще больше побледнел. Пойми, блин, от чего. А потом очень громко отрыгнул. Фух, все же не от моего напора. И тут до меня дошло.
– Мишенька, это все-таки была не Божья кара за то, что мне кольцо не дарил и свадьбу не предлагал.
– Да неужели? А от чего?
– Это яички. В смысле яйца. Не твои. Куриные.
– Причем тут яйца?
– Ну гоголь-моголь алкогольный ты-то пил. Он из сырых яиц делается. А я не пила.
– Прекрасно.
– Я, пожалуй, сбегаю в аптеку. Тебе надо скорее поправляться, мне же тебя еще девственности лишать.
– Какой девственности?!
– Танцевальной. Так, я быстро, – останавливаюсь у двери. – Кстати, это самое романтичное предложение, какое только можно придумать в истории человечества. Оно однозначно уйдет в анналы истории.
– Да уж, анал, так анал.
– Мне кажется, ты неправильно трактуешь это слово. Оно пишется с двумя «н», а вот ты, мне кажется, про другое слово, с одной «н».
– Маш, иди в ж…
– В жемчужину. Я давно уже там. Все, бегу, бегу.
ЭПИЛОГ
ЭПИЛОГ
Четыре года спустя
Запах свежей выпечки пленит настолько, что желание сорваться с дурацкого правильного питания зашкаливает до небывалых высот. Спокойно, я – сильная. Вечером вкусное поем. А в обычной жизни лишние углеводы никому не нужны.
Достаю из духовки очередную порцию круассанов и ставлю на стойку. И стоило только посмотреть на витрину, как у меня, в буквальном смысле слова, задергался глаз. Кругом крошки и ни одна из двух продавцов даже не подумала добавить недостающую выпечку. А это только двенадцать дня, когда все еще полны сил.
– Я, конечно, понимаю, что в телефоне сидеть интереснее, чем следить за порядком, но хотя бы при мне можно делать вид, что ты увлечена работой, Вика? – перевожу на нее гневный взгляд. – К тебе это тоже относится, Лена.
– Но вы же сами круассаны ставили.
– А причем тут это? Вы витрину видели? Сколько раз вам надо сказать, чтобы вы запомнили? Витрина – лицо пекарни. Встань по ту сторону прилавка и посмотри, аппетитно ли выглядят крошки на стекле и полупустая витрина. Аппетитно? Еще раз такое увижу – уволю.
Боже, ну и тон. Я же не стерва какая-нибудь. Почему веду себя так? Но, с другой стороны, ну а как по-другому, если я права? Хотя, кого я обманываю, я просто ищу повод хоть на ком-нибудь сорваться за неудачи в одном маленьком, но столь важном деле.
– Ладно, девочки, извините. Дурное настроение. Но, пожалуйста, следите за витриной.
– Все, все, уже беру кисточку. Сейчас все будет сверкать.
Беру большую коробку и складываю туда любимую Катину выпечку. Она не сможет устоять. Сдастся и в миллионный раз меня осмотрит.
– Хорошего вам дня, Мария Григорьевна. Ну и с годовщиной вас, – смотрю на протянутую коробку и становится стыдно. Я на них кричу, а они мне подарок. Кажется, ваза.
– Спасибо, девочки.
Опускаю стыдливо глаза и выхожу из пекарни. Сажусь в машину и уже через пятнадцать минут вхожу в столь «любимое» место. Девушка на ресепшене уже даже ничего не спрашивает. Они все меня знают наизусть. Единственное, чем я интересуюсь – занята ли Катя. Получив в ответ желаемое – «свободна», надеваю бахилы и подхожу к ее кабинету.
Стоило только зайти в кабинет, как я услышала привычное:
– Брысь отсюда.
– Вообще-то я принесла тебе вкусняшку, а ты сразу брысь. С папой ты так же общаешься?
– Нет. У него уши и нервы крепкие, его я матом посылаю, если требуется. Даже не думай. Я не буду тебя смотреть.
– На, покушай вкусненького, – несколько секунд она колеблется, но все же открывает коробку. Достав оттуда булочку с корицей, смачно отправляет ее в рот. – Какая же ты гадина, я и так в штаны не влезаю.