Безнадежность
Шрифт:
Карен проходит на кухню и вытирает салфеткой глаза. Делает глубокий дрожащий вдох, пытаясь вернуть самоконтроль.
— Иди сюда, присядь со мной рядом, солнышко, — просит она, возвращаясь в гостиную. Я продолжаю стоять, наблюдая, как она устраивается на краешке дивана. Поднимает на меня взгляд, полный душевной муки. — Пожалуйста. Я понимаю, ты мне не доверяешь, и имеешь на это полное право, после того что я сделала. Но если ты найдёшь в своём сердце силы принять тот факт, что я люблю тебя больше жизни, ты дашь мне шанс объяснить.
В её взгляде — обнажённая
— Чтобы рассказать правду о тебе, я должна сначала рассказать правду о том, что случилось со мной. — Она замолкает на пару минут, снова на грани срыва. Я отчётливо вижу по её глазам: что бы она ни намеревалась рассказать, это для неё невыносимо. Мне хочется придвинуться, обнять её, но не могу. Как бы я её ни любила, я не в состоянии её утешить.
— У меня была чудесная мама, Скай. Ты бы тоже её полюбила. Её звали Дон [14] , и она всем сердцем любила меня и моего брата. Мой брат Джон был на десять лет старше меня, мы с ним никогда не ссорились, как ссорятся братья и сёстры, близкие по возрасту. Папа скончался, когда мне было девять, и Джон стал для меня скорее отцом, чем братом. Он защищал меня. Он был отличным братом, она была отличной матерью. К несчастью, Джону пришлось и правда стать мне отцом в тот день, когда умерла мама.
14
Dawn — рассвет, заря
Джону было всего 23 года, и он только-только окончил колледж. У нас не было родственников, которые захотели бы приютить меня, так что мной пришлось заняться брату. Сначала всё было хорошо. Но я тосковала по маме больше, чем следовало, а Джону, честно говоря, было очень непросто справляться со всем, что на него навалилось. Он только приступил к работе, зелёный выпускник, и ему было крайне тяжело. Да и мне тоже. На работе у него были постоянные стрессы, и к тому моменту, когда мне исполнилось четырнадцать, он практически дошёл до ручки и начал пить. А у меня наступил возраст подросткового бунтарства, иногда я возвращалась домой позже дозволенного.
Однажды вечером я пришла домой с опозданием, и он разозлился на меня. Ссора переросла в драку, он несколько раз меня ударил. Раньше он никогда не поднимал на меня руку, и я пришла в ужас. Убежала в свою комнату, он догнал меня там через несколько минут, чтобы попросить прощения. Я и так уже несколько месяцев боялась его, потому что под влиянием алкоголя он вёл себя агрессивно, а тут ещё эта драка… он наводил на меня жуть.
Карен сдвигается вперёд и тянется за стаканом с водой, стоящим на столе. Я наблюдаю, как она подносит стакан ко рту — у неё дрожат пальцы.
— Он пытался извиниться, но я отказывалась слушать. Моё упрямство взбесило его ещё больше, он толкнул меня на кровать, раскричался на меня. Накручивал себя всё больше и больше, орал, что я разрушила его жизнь, что я должна вечно благодарить его за то, что он для меня делает, что я перед ним в долгу — он так много работает, чтобы меня прокормить.
Карен прочищает горло и вытирает набежавшие слёзы, заставляя себя продолжать страшный рассказ о своём прошлом. Она поднимает на меня взгляд, и я отчётливо понимаю: слова, вертящиеся на кончике её языка, почти невозможно произнести вслух.
— Скай, — мучительно выдавливает она, — в ту ночь брат меня изнасиловал. И не только в ту ночь, это повторялось почти каждые сутки, два полных года.
Я ахаю и накрываю ладонью рот. Кровь стремительно отливает от моего лица, кажется, истекает из всего моего тела. Я чувствую внутри абсолютную пустоту, в приближении тех кошмарных слов, которые она вот-вот произнесёт. В её взгляде ещё более глубокая пустота, чем во мне. И не ожидая, пока она продолжит, я сама делаю этот шаг.
— Мама… Джон… это мой отец, да?
Он быстро кивает.
— Да, солнышко. Это он. Мне так жаль.
Всё моё тело сотрясают прорвавшиеся рыдания, слёзы брызжут из глаз; при виде их Карен крепко обхватывает меня руками. Я обнимаю её и вцепляюсь в её блузку.
— Мне жаль, что он так с тобой поступил.
Карен придвигается ко мне, мы сжимаем объятия, оплакивая друг друга — пострадавших от рук человека, которого мы обе любили всем сердцем.
— Это ещё не всё, — говорит она. — Я продолжу, ладно?
Я киваю, и она отстраняется, берёт мои ладони в свои.
— Когда мне исполнилось шестнадцать, я рассказала подруге, а та — своей матери, и она донесла на него властям. К тому времени Джон уже прослужил в полиции три года и создал себе хорошую репутацию. Его допросили, и он заявил, что я всё выдумала, чтобы отомстить, поскольку он не разрешил мне встречаться с моим парнем. Его почти сразу оправдали и закрыли дело. Но я знала, что больше не смогу оставаться с ним рядом. Я два года жила у разных друзей, пока не закончила школу. Больше я с ним не встречалась.
Через шесть лет я увидела его снова. Мне был 21 год, я училась в колледже. Как-то бродила по супермаркету и в соседнем проходе услышала голос Джона. Я застыла на месте, не в состоянии дышать, и прислушалась к разговору. Этот голос я узнала бы где угодно. Что-то есть в нём такое… приводящее в ужас, его невозможно забыть.
Но в то мгновение меня парализовал не голос Джона… а твой. Я услышала, как он разговаривает с маленькой девочкой, и словно вернулась на годы назад в те жуткие ночи, когда он причинял мне боль. Я знала, на что он способен, и меня чуть не стошнило. Я шла за вами на расстоянии и наблюдала, как вы общаетесь. В какой-то момент Джон отошёл в сторону, и я перехватила твой взгляд. Ты долго смотрела на меня, и ты была самой красивой девочкой из всех, кого я видела. Но ещё ты была самой сломленной девочкой из всех, кого я видела. Заглянув в твои глаза, я поняла мгновенно — он делает с тобой то же, что делал со мной. Я увидела в твоём взгляде безнадёжность и страх.