Безнадежные войны. Директор самой секретной спецслужбы Израиля рассказывает
Шрифт:
Я начал работать офицером безопасности в авиакомпании «Аркия». Системы безопасности аэропортов и воздушного транспорта только начинали разрабатываться. Мы прошли курс офицеров безопасности. Тогда еще не было разницы между «селектором», офицером безопасности и охраной аэропортов. Офицер безопасности аэропорта выполнял все эти функции. У меня появилась возможность попробовать себя на новом поле деятельности и поучаствовать в становлении новой службы. Мы работали во всех внутренних аэропортах в Израиле: в Тель-Авиве, Бен-Гурионе, Эйлатском аэропорту и аэропорту в Шарм-эль-Шейхе. С точки зрения знаний и основных навыков этой области я получил довольно хорошую базу. Моя жизнь стала входить в нормальную колею.
В Судный день 1973 года в час пополудни я услышал стук в дверь. Я тогда жил в Холоне, в многоквартирном доме, этажом выше располагалась семья, недавно приехавшая из Ирака. На пороге стояла перепуганная соседка, она сказала мне, что слышала по радио на арабском языке, что началась война с Израилем. Я бросился к радио, которое
Я вернулся домой, надел форму, жена успела дать мне с собой немного еды, ведь я ничего не ел с вечера Судного дня. Я попросил, чтобы она поехала со мной в Штаб бронетанковых войск. Мы приехали в Джулиас, где находился штаб, и я пошел в разведотдел, месту моей недавней службы. Подошел к картам. Было ясно, что это война и положение серьезное. Я вернулся к машине и сказал жене, что, вероятно, это война и что я останусь в штабе. На этом мы расстались. Так началась моя первая война в Израиле. Я был рад, что успел отслужить в армии и войну встречаю офицером. Командующий бронетанковыми войсками генерал-лейтенант Авраам Адан (Брен) также командовал 162-й бронетанковой дивизией. Дивизия находилась в процессе мобилизации и только начала поспешно выдвигаться на Южный фронт, чтобы занять позиции на северном участке Суэцкого канала. Начальник разведотдела дивизии приказал мне оставаться в штабе и исполнять обязанности офицера по связям с разведотделом дивизии на Южном фронте. Когда я попросил четко определить круг моих обязанностей, он сказал, что мне сообщат об этом позже. В обстановке суматохи и неопределенности многое было еще не ясно.
Вскоре вся дивизия уже выдвинулась на Южный фронт. На следующий день, в воскресенье, стали приходить сообщения о потерях. Просматривая списки убитых, раненых и пропавших без вести, я видел имена моих знакомых по срочной службе. Истинная картина происходящего на фронтах еще не была ясна, и было много противоречивых сообщений и слухов. Я пошел к начальнику Управления кадров и попросил, чтобы меня направили в одно из подразделений на Южном или на Северном фронте. Начальник велел мне ждать. Я остался единственным офицером в разведотделе, где мне, по сути, нечего было делать. Я сообщил своему шоферу, что завтра утром он отвезет меня на границу Синая, на перекресток Саад, а после этого вернется на базу. До воинских частей в Синае я доберусь сам.
Утром я взял оружие, и мы поехали на Синай. Шофер высадил меня на перекрестке, и я зашел в кибуц Саад, где жил Арье Кроль, работник «Натива». Когда я служил в батальоне на Синае, во время учений у меня украли куртку. Я доложил о краже и предстал перед судом за потерю армейского имущества. Я объяснил судившему меня офицеру, что куртка была украдена во время учений. К моему удивлению, офицер заявил, что я должен платить, даже если я не виноват, поскольку кто-то должен возместить государству стоимость имущества. Таким образом, я остался без куртки. Другой куртки взамен пропавшей я не получил, да и не просил. Я зашел в кибуц к Арье Кролю, и он нашел мне какую-то куртку. Взяв ее, я добрался на попутных машинах до базы «Рефидим». Там на одном из командных пунктов я встретил знакомых офицеров. Я хотел присоединиться к одному из подразделений, и мне сказали, что завтра из ремонтной базы в Тасе выходит из ремонта один танк и, хотя имеется немало претендентов, они отдают его мне. Я могу взять этот танк вместе с экипажем и присоединиться к одному из батальонов. Признаю свою вину: на этот раз я задействовал свои связи, и протекция сработала. Я попросил офицера по строевой части сообщить Управлению кадров в Штабе бронетанковых войск, что я присоединяюсь к такому-то батальону. Тот выполнил мою просьбу, но начальник управления попросил меня к телефону и приказал немедленно вернуться, поскольку он формирует танковый батальон для Северного фронта, и я назначен начальником батальонной разведки, и это приказ.
Я поблагодарил своих друзей и сказал им, что планы меняются. Утром я пошел на аэродром, где как раз приземлился самолет «Геркулес» с грузом боеприпасов. Я сказал пилоту, что мне нужно срочно вернуться в Штаб бронетанковых войск. Он разрешил мне подняться на борт, и мы полетели в Лод. Когда я зашел к начальнику Управления кадров, то, к моему удивлению, он сообщил мне, что я никуда не еду и остаюсь в штабе. На мой вопрос о танковом батальоне на Северном фронте мне было сказано, что никакого батальона нет и все это выдумка. Я еле сдержался, чтобы не врезать ему, но негоже лейтенанту бить подполковника. Я вышел, но по пути столкнулся с Эхудом Бругом – моим бывшим командиром роты из 79-го батальона, который был уже подполковником. «Что ты здесь делаешь? – спросил я. – Ты же учишься в Стенфорде». Я слышал, что после командования спецназом Генштаба он уехал получать степень магистра на факультете системного анализа в Стенфордском университете. «Я формирую батальон, – сказал он и спросил: – А ты что здесь делаешь?» «Я ищу батальон», – ответил я. «Тогда пойдем со мной, – предложил он. – Поможешь мне сформировать батальон. У меня нет ни начальника батальонной разведки, ни начальника оперативного отдела. Будешь со мной в одном танке, если ты все еще стреляешь так же, как и раньше». Я согласился, но попросил не докладывать об этом начальнику Управления кадров, потому что один раз меня уже вернули с Синая. Эхуд пошел мне навстречу и дал указание заместителю по строевой части батальона не сообщать обо мне в управление.
До сих пор я не знаю, почему начальник Управления офицерских кадров пытался не пустить меня на фронт. Может быть, он искренне верил в то, что я на самом деле шпион, а может быть, опасался, что, если я погибну или с моим-то именем попаду в плен, это произведет тяжелое впечатление. Точной причины я не знаю, да меня это и не интересует.
Договоренность с Эхудом была следующая: я буду выполнять функции начальника батальонной разведки и начальника оперативного отдела. Наш 100-й батальон сначала был смешанным подразделением, приписанным к Южному военному округу. В батальоне было две танковые роты и одна усиленная рота, которая состояла из мотопехотинцев, бойцов спецназа Генштаба и спецназа Южного округа «Шакед» (Миндаль), а также нескольких офицеров из разных спецподразделений. Мы были подразделением особого назначения, которое предназначалось для решения специальных задач и для ведения особых операций. Большинство солдат и офицеров вернулись из-за границы, как только начались боевые действия. Все они были ветеранами «Войны на истощение» и обладали хорошим боевым опытом.
Мы вооружились в танковом училище, которое было расположено в Джулисе. Собрали всю технику, которая была на ходу: исправные танки, бронетранспортеры, джипы, вооружение. Бронетранспортеров не хватало, все они достались мотострелковой роте. Мы с Эхудом договорились, что не будет ни командного, ни разведывательного, ни оперативного бронетранспортера. Все управление будет осуществляться из танка командира батальона, а я буду находиться в этом танке вместе с ним. Обычно начальник оперативного отдела находится в танке командира батальона во время боя, место начальника батальонной разведки – на бронетранспортере разведотдела. Решение, которое мы выбрали, было нестандартным, но единственно возможным в ситуации острой нехватки машин и командного состава. Я добавил в танк несколько радиостанций, чтобы можно было работать еще на нескольких частотах связи в дополнение к принятым для командира батальона. Кроме того, я укрепил на танковой башне дополнительный пулемет для себя: просто привязал его канатами. Это был новый МАГ, а не пулемет американский 0.3, времен Второй мировой войны, как на остальных танках. Друг Эхуда, майор Ишай Изхар, служивший в спецвойсках, – многие его операции до сих пор засекречены, – стал нашим пятым членом экипажа. Он сидел на башне танка и мог стрелять из второго пулемета, который я установил. Я занял место заряжающего-связиста. Офицер-оперативник всегда располагается на этом месте, так что и мне пришлось занять это место, несмотря на то что я любил стрельбу из танка и был отличным стрелком. Кроме того, я укрепил на башне еще три ящика: два – с дополнительными пулеметными лентами и один, который я перед каждым боем наполнял ручными гранатами. Так что танк был хорошо оснащен для предстоящих боев.
Мы двинулись к Синаю на танковозах. Запомнился мне разговор с офицером из спецназа «Шакед» капитаном Ицхаком Розенштрайхом. Всю дорогу он расспрашивал меня про танки и сказал, что после войны хочет пройти переквалификацию, поскольку в пехоте он уже реализовал себя. Ицхак также рассказал, что в последнюю ночь успел заскочить домой. Незадолго до начала войны он женился. 17 октября, через десять дней после нашего разговора, Ицхак Розенштрайх был убит в бою у «Китайской фермы». Я навещал его семью после войны и обратил внимание, что его жена беременна. Когда я пришел в следующий раз, у нее уже родился сын.
Было неясно, где и в составе какой части будет воевать наш батальон. Мы подчинялись командованию Южного округа, и приказы постоянно менялись, поскольку ситуация на фронтах была неясной. В командовании округа было много планов для нашего батальона, многие из которых отличались дерзостью и даже фантастичностью (вероятно, из-за командира батальона, в прошлом командира спецназа Генштаба, а также из-за состава батальона). К примеру, взвешивалась возможность использовать наш батальон в прорыве к окруженному опорному пункту «Мезах» или в спланированной, но неосуществленной операции по высадке десанта в порту Адабия на египетском берегу Суэцкого залива. После высадки десанта танки должны были прорваться на север и отрезать Третью армию, обеспечив израильским войскам быстрое форсирование Суэцкого канала в районе Дверсуар, где оно и произошло. 13 октября батальон был прикомандирован к 460-му полку 162-й дивизии под командованием генерала Адана. Это был полк танковой школы. Бойцы из спецназа Генштаба покинули батальон и воевали в других частях или самостоятельно. Некоторые из них погибли, в том числе капитан Амитай Нахмани, один из лучших офицеров спецназа. Он был убит в бою за аэропорт Фаид. Я навсегда запомнил его лицо с неизменной улыбкой и любознательным взглядом.