Безнадежные войны. Директор самой секретной спецслужбы Израиля рассказывает
Шрифт:
Эхуд вернулся с заседания штаба полка и сказал: «Входим в Суэц». «Какой идиот отдал этот приказ?» – выпалил я. Эхуд ответил кратко: «Это приказ. Входим». Наш батальон был ведущим при входе в город. Пленных мы оставили на месте ночной стоянки, выдали им паек и одеяла, сказав, что кто хочет, может идти в сторону Каира. Когда мы вернулись вечером, после дневного боя, египетские солдаты сидели и ждали нас. Они даже предложили нам помощь в обслуживании танков и бронетранспортеров, а также в приготовлении ужина. Понадобилось некоторое время, чтобы все-таки от них избавиться и передать в ведение тех, кто занимался пленными. Однако первые сутки возле Суэца были сюрреалистичными.
Перед входом в Суэц мной овладел страх, подобного которому я не испытывал за всю войну. В бою я не чувствовал страха. Во время выполнения боевой задачи ты сосредоточен на цели и действуешь почти механически. И даже в те минуты, когда я видел смерть перед глазами, страха не было. Страх приходит ночью, после того как танки уже остановились и двигатели заглушены. Когда все дела в батальоне переделаны, все приготовления закончены, отданы все приказы и машины отлажены и осталось немного времени отдохнуть и поспать. Вот тогда вдруг охватывает страх. Только тогда вспоминаешь прошедший день и моменты, когда смерть прошла совсем близко и ты почувствовал ее леденящее дыхание. Когда вспоминаешь лица погибших товарищей в последние встречи с ними – за несколько минут или часов до их смерти. И как это часто бывает в танке, ты слышишь по радиосвязи донесения и за кодовыми названиями видишь этих людей живыми, вспоминаешь, как несколько минут, часов или месяцев назад ты говорил с ними, и вот тогда становится по-настоящему страшно.
Утром, когда просыпаешься, опять тобой овладевает жуткое чувство страха. Первая мысль: неужели это последний день моей жизни; где я буду вечером – среди живых или среди мертвых; доведется ли мне увидеть хотя бы еще одно утро. Инстинктивно ты бросаешь взгляд на свои руки и ноги, а в голове мелькает мысль: будут ли они при тебе вечером? У танкистов страх и напряжение проходят вместе с командой «Запускай двигатели!» И в ту же секунду страх исчезает. Звучит команда: «Двигаться вперед!» И ты чувствуешь, как эта огромная машина, стальной зверь, двинулась, подрагивая, и ты – часть этого железного механизма. Ты думаешь и действуешь в соответствии с опытом и знаниями, полученными во время армейской службы. Нет ни страха, ни жалости. Нет никаких чувств. Только иногда ярость и злость. Когда ты видишь, как пал твой товарищ, тебя охватывает животная ярость и жажда мести. Такое чувство было у меня, когда Ишай умер у меня на руках. Я схватился за пулемет и расстрелял три или четыре ленты, ничего не чувствуя. МАГ стреляет гораздо лучше, чем пулемет 0.3, и, когда я видел, как вражеские солдаты падают от моих пуль, я не чувствовал ничего, кроме гнева и примитивной, животной жажды мести.
Конец ознакомительного фрагмента.