Безоглядная страсть
Шрифт:
— Надеюсь, — глаза Джона сузились, — он тебя не ударил?
— Ангус? Да ты что?! Он и мухи не обидит! За все эти четыре года он ни разу…
Джон молчал. Энни услышала, как он, еле сдерживая себя, скрипнул зубами.
— Уезжай, — повторила она, — пойдем, я провожу тебя до дверей.
— А вот этого не надо, оставайся. Досчитай мысленно до ста, потом возвращайся к гостям и постарайся, чтобы ни одна живая душа тебя не видела, иначе — конец! И всю ночь держись поближе к Ангусу.
— Обещай мне, что с тобой все будет в порядке!
— Не родился еще тот человек, не отлита еще та пуля, что меня убьет! Помни, что я тебе сказал, и еще раз повторяю: постарайся
— Будь осторожен, Джон!
С минуту Макгиливрей молча пристально смотрел на нее, затем, отворив дверь террасы, начал спускаться по внешней лестнице. Вскоре Энни услышала хруст его сапог по снегу, затем этот звук был заглушен шумом веселья наверху.
Макгиливрей чудом не убит, за ней была слежка… В лесах Данмагласса полно англичан, они знают, что Ферчар скрывается в доме Джона… Но шли ли они за Ферчаром по пятам, или пронюхали о том, где он, позже? Если последнее, то старик не так хитер, как думает… Господи, его ведь могут арестовать в любую минуту! Как и ее, и Джона… Если уж они успели попасть под подозрение англичан, то те, разумеется, предпочтут арестовать их под каким-нибудь предлогом, даже если это только подозрения…
Энни хотелось что-то делать, хотелось бежать, предупредить всех… Но Джон прав: самым разумным с ее стороны было бы вернуться сейчас к гостям и делать вид, словно ничего не случилось. Решив, что времени прошло достаточно, Энни раскрыла двери террасы и оказалась в алькове, но тут до нее донесся решительный звук шагов нескольких мужчин, явно направлявшихся в библиотеку.
Энни лихорадочно огляделась, спрятаться было негде, оставалось лишь задернуть портьеру, что она и сделала. Но в любой момент ее могли увидеть со двора или из противоположных окон — дом был построен квадратом, окружавшим двор. По звукам Энни определила, что мужчины уже вошли в комнату.
— Двери, я думаю, лучше запереть. — Энни узнала голос Дункана Форбса.
— Черт бы вас побрал, Уоршем, — грубый смех принадлежал графу Лудуну, — оторвали от приятного занятия! Я уже почти договорился обо всем с этой пташкой, — кстати, рекомендую, думаю, вам она тоже не откажет! — а тут вы…
— Еще не все потеряно, граф, — ответил Дункан, — вы еще успеете получить удовольствие.
— Если вы окажете мне услугу — отвлечете на время чем-нибудь мою жену.
По раздавшимся угодливым смешкам Энни поняла, что, кроме Форбса, Лудуна и Уоршема, с ними еще двое или трое мужчин. Энни оглядела себя — угораздило же ее надеть именно это платье, ткань его так серебрится в свете полной луны, больше опасности, что кто-нибудь из соседних окон обратит на это внимание… К тому же необъятных размеров кринолин усложнял задачу забиться при необходимости куда-нибудь в угол.
— Какие вести от Хоули? — поинтересовался третий голос, обладателя которого Энни не могла определить. — Пошлет он, в конце концов, подкрепление из Эдинбурга или нет?
— Сомневаюсь, у него всего-то две тысячи человек — каждый на счету, а ему еще приказано взять Фалкирк, Перт, Стерлинг… Если наши сведения точны, у принца всего тысяч пять, да и те полуголодные и павшие духом.
— Я бы не спешил недооценивать их, — послышался голос Уоршема. — Впрочем, вам, Гарнер, кажется, — Уоршем усмехнулся, — бояться нечего. Насколько мне известно, ваши молодцы весьма браво отличились в битве на мосту Кольт, а затем под Престонпаном!
Энни наконец поняла, кому принадлежал не узнанный ею вначале голос. Майора Гамильтона Гарнера она немного пред-сташшла себе — высокий, белокурый, с пристальными, как у кобры, зелеными глазами. Знала она и то, как оскорбительна была для майора ирония
По слухам, Гарнер воевал не столько против принца, сколько сводил личные счеты с одним из его капитанов — Александром Камероном. Всезнающая леди Драммур утверждала, что Камерон якобы отбил у Гарнера на дуэли невесту. Правда ли это, Энни не знала, но, во всяком случае, войсками принца в обеих битвах командовал именно Камерон…
— Эти бунтовщики воюют не по правилам, они не признают никаких законов войны! — пожаловался Гарнер. — Я уже сбился со счета, сколько раз я предупреждал об этом генерала Хоули. Строятся сначала рядами, но, стоит заиграть этим чертовым волынщикам, — майор имел в виду музыкантов, имевшихся при каждом отряде якобитов для поднятия боевого духа, — как их охватывает такой боевой экстаз, что только успевай отбиваться! Палят они по нам так, что наши солдаты даже не успевают перезарядить ружья. А когда эти их дурацкие юбки им мешают, они просто срывают их и дерутся голыми!
— Согласен, — поддержал майора Лудун. — Они дерутся как варвары, господа! Едят сырое мясо, пьют кровь животных. Не говоря уже о том, что для этих мерзавцев, по-видимому, не существует ни стыда, ни совести!
— Еще бы, — поддакнул Уоршем, — какая может быть совесть у этих конокрадов?
Энни хотелось выскочить из своего укрытия, чтобы задушить наглецов голыми руками… Еще секунда — и она бы, пожалуй, так и сделала, но ее остановил голос пятого собеседника, молчавшего до сих пор:
— Ну, не следует все-таки быть столь низкого мнения о моих соотечественниках, сэр. Многим приглянулись английские шлюхи, которых вы, господа, понавезли из Лондона в таком количестве.
Энни похолодела. Ошибки быть не могло — голос принадлежал не кому иному, как ее законному супругу.
— Да, — вставил кто-то, — английские шлюхи почище, да и половчее в своем ремесле, чем шотландские!
— Я бы вам настоятельно советовал, сэр, — обратился к Ангусу Уоршем, — поменьше смотреть на шлюх, а заняться лучше собственной женой. Не кажется ли вам, что ее выбор политических симпатий оставляет желать лучшего?
Из холода Энни бросило в жар. Сейчас муж, конечно же, выхватит кинжал и отрежет грязный язык этой английской свинье… Но ответ Ангуса потряс ее еще больше, чем все, до сих пор услышанное:
— Ах, господа, поверьте, я давно уже устал от фокусов моей благоверной, будь это ее слишком острый язык или упрямство, с каким она поддерживает заведомо обреченные политические аферы…
— Будьте осторожны, мой друг, — Форбс, судя по звуку, похлопал Ангуса по плечу, — женщины — создания коварные! Прекрасна, как ангел, море блаженства в постели, но иногда — такая головная боль, что призадумаешься, стоит ли одно другого… Моего сына тоже выводили поначалу из себя разные штучки его Арабеллы, но пара хороших порок, и любая стерва быстро присмиреет, уверяю вас.