Безоглядная страсть
Шрифт:
— Что ж, — проговорила она, — если уж он так думает обо мне, как я могу теперь струсить перед солдатами Камберленда? Нет, раз уж он велит мне, я останусь здесь!
— Ты подвергаешь себя большой опасности, Энни.
На минуту Энни задумалась, но затем решительно покачала головой:
— Нет, я не могу его ослушаться — не потому, что он мой муж и господин, а потому, что уважаю его. Я знаю — он придет за мной, раз обещал…
Лорд Джордж поднес руку Энни к губам.
— Я благодарен вам, полковник, — торжественно произнес он, — за вашу службу, за те услуги, которые вы оказали Шотландии. Да хранит тебя Бог, Энни, и пусть Ангус возвращается как можно скорее!
Глава 27
Через три дня в Моу-Холл вошли англичане — около двух сотен солдат. Половина этого отряда расположилась к югу от озера, половина — к северу. Разведчики уже донесли Камберленду, что лорд Джордж со своими людьми покинул Моу-Холл, и, несмотря на то что продвижение англичан по той же дороге, на которой сравнительно недавно потерпел сокрушительное поражение отряд полковника Блэкни, было осторожным, в имение они вошли с такой помпой, словно оно всегда принадлежало им.
По дошедшим до Энни из Инвернесса слухам, за решительный отказ предоставить кров Камберленду леди Драм-мур была брошена в тюрьму — эти негодяи не посчитались с ее преклонным возрастом. О том, что делать с Энни, конкретного решения не было — останавливало, по-видимому, то, что она жена влиятельного вождя, верой и правдой служащего британской короне. Хоули, например, недвусмысленно заявил, что преступник должен быть казнен без скидки на то, что он — женщина.
Камберленд подошел к сему щекотливому вопросу весьма прагматично — издал приказ об аресте «полковника Энни» и намеревался обставить ее арест как грандиозное представление. Зная об этом, Энни специально встречала гостей в роскошном наряде, в котором она менее всего походила на воинственную амазонку, — пышном розовом платье с умопомрачительным декольте. Все следы пребывания в доме и в окрестностях раненых были тщательно ликвидированы. В представлении молодого офицера женщина, которую ему было поручено арестовать, выглядела огромной грубой амазонкой. На крыльце же его встретила высокая миловидная светская дама.
— Леди Энни Макинтош?
— К вашим услугам, сэр, — проговорила Энни. — Позвольте узнать — с кем имею честь?
— Лейтенант Томас Кокейн, к вашим услугам. — Офицер хотел было взять под козырек, но, передумав, почтительно поклонился. — Позвольте полюбопытствовать: ваш супруг дома?
— К сожалению, нет. Полагаю, он в Инвернессе по долгу службы. Может быть, я могу быть вам чем-нибудь полезна? Впрочем, — улыбнулась она, — что же я стою? Заходите, господа! Не желаете чаю?
Кокейн чувствовал себя крайне неловко и готов был сесть на лошадь и уехать, если бы не отряд, присланный для обыска.
— Думаю, можно приступать, сэр, — сказал ему капитан, возглавлявший отряд, — человек с отвратительной физиономией и бельмом на левом глазу. Энни узнала Фергуса Блайта, которого видела в компании Уоршема на вечере у Форбса. Блайт был не чета этому Кокейну, сохранявшему еще кое-какие остатки порядочности, такого ничто не остановит от исполнения долга. Так и есть — капитан еще не зашел в дом, а взгляд его здорового глаза уже был устремлен за плечо Энни, высматривая, что внутри ее жилища.
— Имеется предписание на обыск этого дома, — скрипучим голосом заявил Блайт. — Именем короля — позвольте войти!
— Уверен, мэм, — начал Кокейн, явно смущаясь и желая сгладить грубость капитана, — это всего лишь досадное недоразумение, но, чтобы разрешить его, мы вынуждены вас побеспокоить…
— Боюсь, как бы это недоразумение не стоило вам свободы! — В отличие от напарника Блайт словно задался целью вести себя вызывающе.
— Мне седлать лошадь, — поинтересовалась Энни, — или поведете пешком?
— Не стоит беспокоиться, леди, — усмехнулся Блайт, — вашу лошадь мы вам сами подведем…
— Я понимаю ваше возмущение, леди Энни, — проговорил Кокейн. — Прошу извинить нас — долг службы… — Он обратился к Блайту: — В вашем распоряжении час, капитан.
Блайт сделал знак своим людям, давно уже рвавшимся перевернуть все в доме вверх дном. Впрочем, все ценное, что наверняка было бы повреждено в результате этого варварского акта, Энни уже позаботилась спрятать — на небольшом островке посреди озера, в тайнике, не заметном ни с какой точки с берега.
— У вас есть жена и дети, лейтенант? — обратилась она к Кокейну.
— Разумеется, — откликнулся тот. — Очаровательная жена и три маленькие дочери. Они в Лондоне.
— Они будут очень гордиться вашим сегодняшним подвигом, лейтенант! — усмехнулась Энни. Из дома уже слышался звон разбиваемой посуды — люди Блайта, как и следовало ожидать, не собирались церемониться с чужим имуществом.
Дежурная улыбка сошла с лица Кокейна. Повисла долгая, напряженная пауза. Наконец солдат в красном мундире подвел к крыльцу Бруса. Энни заранее позаботилась и о том, чтобы жеребец был как следует вычищен, откормлен и выглядел так, что вполне мог бы выиграть главный приз на какой-нибудь выставке.
Когда Энни, закутанная в теплый плащ, села на коня и барабанщик по знаку Кокейна дал сигнал к отправлению, Брус гордо вскинул голову, словно снова вез свою хозяйку в жестокий и славный бой за свободу родины.
Энни сразу же привезли в Толбут — старинный каменный замок, в большом зале которого обычно проходили заседания магистрата города. Кирпичные некрашеные стены, простой длинный стол, грубые деревянные стулья с прямыми спинками… Дверь в заднем углу вела в причудливый лабиринт тюремных коридоров и камер — очень тесных и к тому же, как правило, без окон.
Словно по иронии, как раз напротив этой мрачной крепости находилась самая роскошная гостиница в городе, в которой, разумеется, тут же по прибытии в Инвернесс расположились высшие английские чины. Поскольку городок был небольшим — больших улиц всего четыре, — прямо перед гостиницей расположился гарнизон солдат. Когда Энни подвозили к Толбуту, многие из них разглядывали ее с любопытством, недоумевая, за что эту изысканную светскую даму ведут в тюрьму. Но когда Энни, с гордым видом повернувшись к ним, стянула капюшон со своих огненно-рыжих волос, большинство из них поняли, кто она такая.