Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом
Шрифт:
Партия, дергаясь, продолжалась. Джимми опустился на стул, следя за шарами. Счет медленно полз вверх. Лорд Дривер играл плохо. Харгейт – из рук вон плохо. Затем, набрав чуть больше восьмидесяти очков, его сиятельство попал в жилу; и когда удача ему вновь изменила, на его счету было девяносто пять. Счет Харгейта, подпитанный промахами противника, достиг девяноста шести.
– Это укорачивает мне жизнь, – вздохнул Джимми, наклоняясь вперед.
Шары расположились в идеальной позиции. Даже Харгейт не мог не сделать
Финал почти ноздря в ноздрю наихудшей партии, из всех возможных. В ожидании следующего удара Джимми наклонился еще ближе. Видимо, Харгейту было рано торжествовать победу. Хороший игрок, возможно, сумел бы сделать карамболь и при таком расположении шаров, но не Харгейт. Они лежали почти на прямой линии с белым в центре.
Харгейт выругался себе под нос. Безнадежная позиция. Он небрежно ударил в белый. Белый накатился на красный, будто на мгновение застыл, а затем отлетел назад точно в цель. Партия закончилась.
– Черт дери! Это надо же! – вскричал молчальник, которому такое чудо развязало язык.
По лицу Джимми расползлась тихая улыбка: он вспомнил то, что пытался вспомнить на протяжении недели с лишним.
Тут дверь отворилась, и возник Сондерс.
– Сэр Томас был бы рад увидеть ваше сиятельство в своем кабинете, – сказал он.
– А? Что ему нужно?
– Сэр Томас не избирает меня в наперсники, ваше сиятельство.
– А? Э? Нет! Ну, увидимся позже, ребятки.
Граф прислонил кий к столу и надел пиджак. Джимми вышел следом за ним, проводил его до двери и плотно закрыл ее за собой.
– Секундочку, Дривер, – сказал он.
– Э? А! Так что?
– Игра была на деньги? – осведомился Джимми.
– Ну да. О черт! Я было и забыл. Пятерка. И… э… кстати, старик, дело в том, что сейчас я жутко… Чего-нибудь вроде пятерочки у вас при себе не найдется? Дело в том…
– Дорогой мой, найдется. Я сейчас же с ним рассчитаюсь, договорено?
– Буду жутко обязан. Спасибо, старик. Отдам завтра.
– Торопиться не обязательно, – сказал Джимми. – В дубовом сундуке их еще порядком.
Он вернулся в бильярдную. Харгейт отрабатывал карамболи и как раз прицеливался, когда Джимми открыл дверь.
– Как насчет партии? – спросил Харгейт.
– Не сейчас, – ответил Джимми.
Харгейт завершил попытку и потерпел полное фиаско. Джимми улыбнулся.
– Не такой удачный удар, как тот, последний.
– Да.
– А тот был отличным.
– Повезло.
– Не скажите.
Джимми закурил сигарету.
– Вы немножко знакомы с Нью-Йорком?
– Бывал там.
– А когда-нибудь в «Клуб любителей прогулок» заглядывали?
Харгейт повернулся к нему спиной, но Джимми успел увидеть его лицо и остался доволен.
– Впервые слышу.
– Отличное местечко, – сказал Джимми. – Главным образом актеры, писатели и так далее. Единственный минус –
Харгейт никак не откликнулся. Это его, видимо, не интересовало.
– Да, – продолжал Джимми, – один мой близкий друг, актер по фамилии Миффлин, год назад записал гостем клуба одного типа, и тот на бильярде ободрал всех поголовно как липку. Старый прием, знаете ли, пропускать противника вперед, а в завершение случайно выиграть удачным ударом. Конечно, раз-другой подобную случайность исключить нельзя, но когда человек, выдающий себя за новичка, неизменно умудряется просто великолепнейшим ударом…
Харгейт обернулся к нему.
– Они вышвырнули этого типа вон, – сказал Джимми.
– Послушайте!
– Да?
– О чем это вы?
– Нудная историйка, – сказал Джимми виновато. – Я нагнал на вас скуку. Кстати, Дривер попросил меня рассчитаться с вами за ту партию, на случай если он не вернется. Вот, пожалуйста.
Он протянул пустую ладонь.
– Дошло?
– И что вы намерены сделать? – резко спросил Харгейт.
– Что я намерен сделать? – переспросил Джимми.
– Вы понимаете, о чем я. Если будете держать рот на замке и войдете в долю, то делим пополам? Вы этого хотите?
Джимми пришел в восторг. Он знал, что по всем правилам в ответ на такое предложение ему полагалось, сурово хмурясь, воздвигнуться из кресла и обрушить месть на дерзновенного за такое оскорбление, но он в подобных случаях предпочитал пренебрегать условностями. Встречая человека, чей кодекс чести не совпадал с общепринятым, он старался завязать с ним дружеский разговор и ознакомиться с его точкой зрения. И к Харгейту он испытывал не больше враждебности, чем к Штырю при первой их встрече.
– А такая игра вам много приносит? – спросил он.
Харгейт почувствовал облегчение. Разговор принимал деловой оборот.
– Хоть залейся, – ответил он с некоторым энтузиазмом, – хоть завались. Если войдете в долю, так…
– Но ведь рискованно?
– Ни в коем разе. Иногда непредвиденная случайность…
– Вроде меня?
Харгейт ухмыльнулся.
– Работка, наверное, тяжелая, – сказал Джимми. – Сколько усилий требуется, чтобы держать себя в узде!
Харгейт вздохнул.
– Да, это хуже всего, – сказал он, – делать вид, будто ты никогда прежде кия в руках не держал. Бывает, молодые дурни до того снисходительно меня обучают, что так и подмывает сорваться и показать им настоящую игру.
– В любой высококвалифицированной профессии всегда найдется свой изъян, – сказал Джимми.
– Ну, зато в этой есть много плюсов, – сказал Харгейт. – Так договорено? Вы получаете…
Джимми покачал головой.
– Да нет, – сказал он. – Очень любезно с вашей стороны, но коммерческие сделки не по моей части. Боюсь, на меня тут не рассчитывайте.