Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом
Шрифт:
– Вы светите мне прямо в глаза, – сказала она наконец.
– Простите, – сказал Джимми, – я не сообразил. Так лучше? – Он отвел луч от ее лица. Что-то в его голосе и виноватой поспешности, с какой он отвел луч, почему-то смягчило напряжение.
Она оправилась от парализующего изумления и обрела способность мыслить связно.
Но облегчение было лишь секундным. Почему Джимми оказался в гардеробной в такое время? Почему с фонарем? Что он тут делает? Вопросы вспыхивали у нее в голове, будто искры, разлетающиеся от наковальни.
Темнота терзала ее нервы. Она
Джимми положил фонарь и на мгновение застыл в нерешительности. Колье он было укрыл за спиной. Но теперь протянул руку и молча покачал им перед глазами Молли и его сиятельства. Пусть причины, объяснявшие его пребывание в гардеробной с колье в пальцах и были наиблагороднейшими, встретив растерянный взгляд Молли, он невольно почувствовал себя абсолютно виноватым, будто они были совсем иными.
Его сиятельство, успевший за этот срок более или менее прийти в себя, нарушил молчание первым.
– Послушайте, знаете ли, а? – заметил он с некоторым чувством. – Э?
Молли попятилась:
– Джимми! Вы… Нет, вы не могли!
– Очень даже похоже! – рассудительно заметил его сиятельство.
– Да нет, – сказал Джимми. – Я его возвращал на место.
– Возвращали?
– Питт, старина, – сурово сказал граф, – звучит неубедительно.
– Дривер, старина, – сказал Джимми, – я согласен. Но это чистая правда.
Тон его сиятельства обрел мягкую ласковость.
– Ну, послушайте, Питт, старый сын, – сказал он, – бояться нечего, мы тут все свои, и вы можете выложить все, как есть. Мы вас не выдадим. Мы…
– Да замолчите же! – воскликнула Молли. – Джимми!
Голос у нее перенапрягся, она говорила с трудом и испытывала невыразимые муки. Слова, сказанные ее отцом на террасе, воскресли в ее памяти. Она словно слышала его голос, спокойный и уверенный, предостерегающий ее, объясняющий, что Джимми мошенник. Ее уши наполнило странное жужжание. Все вокруг увеличивалось, расплывалось… Она услышала, как лорд Дривер что-то сказал. Его голос прозвучал, будто в телефонной трубке, и тут она осознала, что Джимми держит ее в объятиях и говорит лорду Дриверу, чтобы тот принес воды.
– Когда с девушкой случается такое, – сообщил его сиятельство нестерпимым тоном всезнайки, – требуется разрезать ей…
– Хватит! – сказал Джимми. – Или нам ждать воды неделю?
Его сиятельство без дальнейших рассуждений принялся намачивать губку, но Молли пришла в себя прежде, чем он успел подойти к ней с капающей водой, и попыталась высвободиться.
Джимми подвел ее к креслу. Колье упало на пол, и лорд Дривер чуть было на него не наступил.
– Э-эй! – произнес граф, подбирая колье. – Поосторожней с драгоценностями!
Джимми наклонился над Молли. И он, и она как будто забыли про его сиятельство. Спенни принадлежал к людям, чье существование на редкость легко выпадает из памяти. А Джимми посетило озарение. Впервые ему пришло в голову, что мистер Макичерн вполне мог намекнуть Молли на свои подозрения.
– Молли, милая, – сказал он, – это вовсе не то, о чем вы подумали. Я все объясню. Вам лучше? Вы можете слушать? Я все могу объяснить.
– Питт, старик, – вмешался его сиятельство, – вы не поняли. Мы вас выдавать не собираемся. Мы тут все…
Джимми полностью его проигнорировал.
– Молли, послушайте, – сказал он.
Она выпрямилась в кресле.
– Продолжайте, Джимми.
– Я не вынимал колье, а возвращал его. Тип, который попал в замок со мной, Штырь Муллинс, украл его днем и принес мне.
Штырь Муллинс! Молли вспомнила это имя.
– Он думает, будто я взломщик, своего рода Раффлс. Вина моя. Я свалял дурака. Все началось в тот день в Нью-Йорке, когда мы встретились в вашем доме. Я был на премьере спектакля «Любовь и взломщик» – очередная пьеса о грабителях.
– Отличная! – перебил его сиятельство светским тоном. – Ее давали в «Серкле». Я два раза ходил.
– Мой приятель, его фамилия Миффлин, играл героя, а после представления он в клубе начал распространяться об искусстве взлома – он специально его изучал, а я сказал, что кто угодно способен обчистить дом. И как-то так вышло, что я взялся на пари проделать это в ту же ночь. Только Богу известно, попытался бы я или махнул рукой, но в начале ночи ко мне в квартиру залез этот тип, Муллинс, и я его схватил. Мы разговорились, и я наперечислял ему всякие технические приемы взлома, о которых наслышался от моего приятеля-актера, а он вообразил, будто я эксперт. И тут мне вдруг взбрело в голову, что можно сыграть с Миффлином отличную штуку, если пойти с Муллинсом и забраться в какой-нибудь дом. В тот момент я как-то не задумался, какого сваляю дурака. Ну, как бы то ни было, я пошел с Муллинсом… вот так все и произошло. А теперь я наткнулся на Штыря в Лондоне. Он был совсем на мели, ну я и привез его сюда.
Джимми смотрел на нее с тревогой. Он понимал, насколько неубедительно звучит его история и без обалделого сомнения на лице его сиятельства. Он не мог не признать, что если и существуют объяснения, отдающие фальшью в каждом слове, то это были его объяснения.
– Питт, старина, – сказал его сиятельство, качая головой не столько сердито, сколько грустно, – этот номер не пройдет. Какой смысл плести такую жуткую лабуду? Неужели вы так и не поняли, что я говорю чистую правду и мы ничего против не имеем? Сколько раз вам повторять, что мы тут все закадычные друзья? Я часто думал, какой чертовски хороший типус старина Раффлс. Джентльмен в доску. И я не смотрю косо на типуса, если он занимается взломом, как порядочный человек. По-моему, чертовски порядочно…
Внезапно Молли, пылая негодованием, прервала его рассуждения об этичности взлома по-джентльменски.
– Что вы такое несете! – вскричала она. – Вы думаете, будто я не верю каждому слову Джимми?
Его сиятельство слегка подпрыгнул.
– Ну, мне, знаете ли, показалось, что звучит не слишком убедительно. Я хочу сказать… – Его глаза встретились с глазами Молли. – Ну так вот, – закончил он неловко.
Молли повернулась к Джимми:
– Джимми, ну конечно, я вам верю!
– Молли!