Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом
Шрифт:
Дерек с досадой отвернулся. В роли инквизитора Фредди раздражал его не меньше, чем в качестве восторженного жениха. Необходимость давать объяснения тому, кого всегда лишь снисходительно терпел, считая неплохим приятелем, но во всех отношениях ничтожеством, оскорбляла его гордость.
– Этого требует благоразумие! – бросил он, злясь все больше от растущего чувства унижения. – Ты же понимаешь, что последует – газетная шумиха, заметки с фотографиями… телеграфируют в Англию, пойдут слухи, домыслы… Мне нужно думать о карьере, а эта история с ней фактически покончит…
Он умолк, наступило неловкое молчание. Фредди смотрел на него сурово,
– Вот это да! – протянул он. – Стало быть, так и есть. А я-то, дурак, превозносил тебя до небес, смотрел как на свет в окошке. Все мечтал стать на тебя похожим… но будь я проклят, если захочу теперь! Проснусь среди ночи, вспомню, до чего мы непохожи, и сам себе пожму руку. Выходит, как ни крути, Ронни Деверо чистую правду тогда говорил! Что сделано, то сделано, вот и весь разговор. Добрый старый Ронни битый час растолковывал мне, кто ты есть, а я, тупой осел, из всех сил старался доказать, что он ошибается… Ладно, можешь не таращиться на меня, как твоя мамаша! Расходимся мы с тобой, как в море корабли… а если вдруг снова повстречаемся, даже не думай заговаривать, не отвечу – репутация мне еще дорога. Вот тебе мой настоятельный совет!
Не успел Фредди дать бывшему другу настоятельный совет, как появился дядя Крис, разгоряченный и взъерошенный после танцев в оригинальной постановке миссис Пигрим. Подскочив, он схватил Дерека за локоть, избавив от необходимости отвечать на обвинительную речь.
– Андерхилл, дорогой мой! – приветливо начал дядюшка. – Ну, как вы поговорили с…
Рывком высвободив руку, Дерек поспешно зашагал прочь. Повторять ту же сцену вновь еще и с дядюшкой Крисом он не имел ни малейшего желания. Ему предстояло кропотливо и мучительно отстраивать в одиночестве руины собственного достоинства – вечер для фамильной гордости Андерхиллов выдался неудачный.
Дядюшка в недоумении повернулся к Фредди:
– Что с ним такое?
– А вот что! – зарычал Фредди. – Этот урод не хочет жениться на бедняжке Джилл. Он передумал, видите ли! Все кончено.
– Кончено?
– Да.
– Совсем?
– Все, точка! – заверил Фредди. – Он боится за свою дурацкую карьеру, если женится на хористке!
– Но… дорогой мой, – ошарашенно заморгал дядюшка, – дорогой мой мальчик… Это же нелепо! Может, мне бы удалось поговорить с ним…
– Пожалуйста, если есть охота. Лично у меня – нет! Не стану разговаривать с этим типом даже за деньги! Да и зачем, все равно толку не будет.
Масштаб катастрофы стал доходить до сознания дядюшки.
– Ты хочешь сказать?..
– Все кончено!
Застыв неподвижно, дядюшка помолчал, затем рывком распрямил спину и развернул плечи. Бледный и осунувшийся, он залихватски подкрутил усы.
– Morituri te salutant! [3] – торжественно произнес он. – Прощай, Фредди, мой мальчик!
Старый солдат развернулся и браво зашагал к выходу.
– Куда вы? – опешил Фредди.
– Вперед, на штурм!
3
«Идущие на смерть приветствуют тебя!» – латинское крылатое выражение.
–
– Искать миссис Пигрим! – отчеканил дядюшка Крис.
– Боже мой!
Слабо протестуя, Фредди кинулся следом, но дядюшка будто не слышал и вскоре исчез в директорской ложе. Повернувшись, Фредди столкнулся с Джилл.
– Куда это он? – спросила она. – Мне надо с ним поговорить.
– В ложу к миссис Пигрим.
– К миссис Пигрим?
– Делать ей предложение, – добавил Фредди трагическим шепотом.
Джилл вытаращила глаза.
– Предложение? В каком смысле?
Фредди отвел ее в сторонку и стал объяснять.
В полумраке директорской ложи дядюшка Крис с застывшим взором и тупым отчаянием в душе гадал, как лучше приступить к деликатной беседе. В дни пылкой армейской юности он был записным донжуаном, мастером нежных слов и тайных поцелуев между танцами. Ему припомнилось, как однажды в Бангалоре… впрочем, к нынешнему случаю это никак не относилось – перед ним была миссис Пигрим. Юная дева – как бишь ее… платье еще такое розовенькое… – которую он обнимал четверть века назад под сенью гималайских кедров, никак на миссис Пигрим не походила и полезным примером служить не могла.
А может, тоже обнять? Нет, решил дядюшка, такой подвиг Геракла ему не по силам. По зрелом размышлении он удовольствовался тем, что устремил на избранницу пристальный взгляд и осведомился, не устала ли она.
– Чуточку, – признала миссис Пигрим, отдуваясь. Увлечение танцами нисколько не уменьшало ее габаритов из-за привычки нейтрализовать благотворное действие моциона поеданием сладостей. – Слегка запыхалась.
Дядюшка и сам успел это заметить, что отнюдь не помогало ему в тяжкой миссии. Даже красотка из красоток утратит часть своего очарования, если пыхтит и отдувается. Больше всего хозяйка директорской ложи напоминала сейчас дядюшке третью слева из морских львиц, выступавших пару лет назад в варьете, куда он изредка захаживал в Лондоне.
– Вам не стоило бы так себя утомлять, – выдавил он с натужной заботливостью.
– Я слишком обожаю танцы! – возразила миссис Пигрим. Немного переведя дух, она взглянула на собеседника с подобием одышливого кокетства. – Вы всегда так внимательны, майор Сэлби?
– Кто, я? – растерялся дядюшка.
– Вы, кто же еще?
Он нервно сглотнул.
– Интересно, а нет у вас чувства, что это связано с неким чувством… – начал он и недовольно поморщился. – Вам не приходило в голову, что послужило тому причиной?.. – Он опять запнулся, выходило похоже на журнальную рекламу. – Скажите, миссис Пигрим, а не приходило вам в голову, – снова заговорил он, – что моя внимательность проистекает из глубины… Неужто вы не заподозрили, что даже не подозревали… то есть…
Дядюшка раздраженно перевел дух. Сегодня он был явно не в лучшей форме, хотя всегда говорил как по писаному. Он попытался взять себя в руки, но тут поймал взгляд дамы, нежный блеск которого заставил нырнуть в молчание с головой, будто в укрытие от вражеской шрапнели.
– Вы хотите сказать?.. – подоспела на помощь миссис Пигрим, тронув его за руку.
Дядюшка Крис обреченно прикрыл глаза, вцепившись в бархатную штору. Он будто вновь оказался в Индии юным лейтенантом, когда офицерский этикет обязывал встать и пройтись перед бруствером окопа, осыпаемого афганскими пулями. Сейчас дядюшка почти мечтал услышать их посвист наяву. Пуля-другая пришлась бы очень кстати.