Безрассудная
Шрифт:
— У некоторых из нас — может быть, — промолвил Хантер.
— В конце концов, мы студенты, — сказал Роберт Стюарт. — Должны же мы учиться!
— Мы учимся на раскопках, — серьезно отозвался Элфред Доз.
— И все же, — мягко возразил Дейвид Тернберри, глядя на Кэт, — в работе должны быть перерывы.
Кэт, смутившись, повернулась к их новой титулованной спутнице:
— Лавиния, вы когда-нибудь работали на раскопках?
— Конечно! Я ездила на верблюдах по морю песка, среди грязи и ветра. Это чудесно!
Француз-стюард в великолепном костюме подал чай, и внезапно их путешествие показалось Кэт величайшим приключением в мире. К концу дня между ними установилось полное согласие.
На следующий день они прибыли в Париж, и там к ним присоединился оксфордский преподаватель живописи, мистер Томас Этуорти. Это был пожилой мужчина, примерно возраста лорда Эйври, интересующийся буквально всем вокруг. Его язык мог быть острым, как у Лавинии, и он определенно принадлежал к богемному слою, питая мало почтения к титулам и состояниям.
— Итак, вы моя студентка, — сказал он Кэт, окидывая ее взглядом. — Ваш отец наделал шуму на родине! Вы не заслужите от меня одобрительного похлопывания по спине, если будете почивать на чужих лаврах.
— Я не собираюсь этого делать.
— И вы выходите замуж. Это означает, что я зря трачу свое время?
— Надеюсь, брак не помешает мне видеть или поднимать карандаш и кисть, — ответила она.
Этуорти казался удовлетворенным. Он хотел повести Кэт на прогулку по Парижу, чтобы посмотреть, как она будет зарисовывать увиденное. Это было невозможно, хотя и Маргарет, и Камилла ухватились за шанс провести день в славном городе. Но мужчины не хотели задерживаться.
Поэтому Кэт видела город только из окна поезда. Вскоре они снова тронулись в путь, и за окнами потянулась сельская местность.
В первые дни Хантер был рядом с ней на всех мероприятиях, и Кэт интересовало, не питает ли он отвращение к Дейвиду Тернберри из-за подозрительности. Он неплохо справлялся с ролью жениха, и с каждым прошедшим днем Кэт убеждалась, что иметь в качестве нареченного такого мужчину, как сэр Хантер, отнюдь не неприятно.
Несколько раз она оказывалась зажатой между стеной коридора и Дейвидом, когда они двигались в противоположных направлениях. Каждый раз он слегка задерживался около нее — в его красивых глазах светились боль и обвинение. Кэт было очень жаль обижать его.
Ночи проходили спокойно.
Они только что пересекли границу Италии, когда Томас Этуорти решил, что Кэт должна приступать к урокам, хотя это было не слишком удобно в поезде, пребывающем в постоянном движении. Но он сидел с ней в клубном вагоне с карандашами и бумагой под рукой, обучая ее технике рисования, ворчливо одобряя предъявленные эскизы, рассказывая, что искусство развивается не в одном направлении, а ищет новых путей. Кэт обнаружила, что под его внешней сварливостью скрываются доброта и глубокие знания, и очень привязалась к нему.
Они ехали через Тоскану с ее грандиозными видами, когда Кэт заметила, что набрасывает сцену, которая запомнилась ей по парижскому вокзалу. В этот момент в клубный вагон вошла Камилла и застыла, с изумлением наблюдая за ней.
— Это невероятно! — пробормотала она.
— Вовсе нет, — возразил Томас. — Оттенки отсутствуют здесь и здесь! О чем мы говорили всю неделю, моя дорогая мисс Адер? Я хочу видеть глубину. Жизнь, действие, происходящее за очевидным!
— Нет-нет! — сказала Камилла. — Я смотрела в окно в тот день, и вы нарисовали то, что я видела. Это абсолютно совершенно. Столько деталей! Как вам это удалось?
Кэт пожала плечами:
— У меня такая память — мгновенно схватывает мелочи… Что помню, я обычно изображаю точно.
Камилла взяла ее за руку и подняла с места.
— Простите, мистер Этуорти. Я собираюсь украсть вашу ученицу на вторую половину дня.
— Все в порядке. Я как раз готовился к бренди и сигаре. О боже! Вон идет Лавиния. Курение сигары не получится спокойным!
Игнорируя профессора, Камилла потащила Кэт через вагон к своему купе. Это было самое большое из спальных купе, так как оно предназначалось для двоих и эти двое были граф и графиня Карлайл. С одной стороны располагался большой стол, на котором были разложены всевозможные карты и бумаги. Камилла взяла чистый лист и усадила Кэт за стол.
Кэт выжидающе смотрела на нее.
— Вы помните день, когда мы встретились? — спросила Камилла.
— Конечно, — ответила Кэт. — В музее. Вы работали с картой.
— Да, и эта карта исчезла. Вы не могли бы воспроизвести ее?
— А вы не можете приобрести другую?
Камилла покачала головой:
— Карте почти сто лет. Это была работа одного из первых видных британских египтологов, приехавших в страну после поражения Наполеона. Он имел доступ к документам, которые мы никогда не увидим снова. На ней были маленькие ориентиры. Подумайте, что вы можете вспомнить из них. О, я знаю, что прошу о невозможном. Но, пожалуйста, попытайтесь.
Кэт кивнула. Сначала ее пальцы пробежались по бумаге. Она чувствовала неуверенность, пытаясь изобразить береговую линию и объекты природы. Но затем, набросав основу, она начала вспоминать детали. Карта почти отпечаталась в ее уме.
Камилла молча стояла рядом.
Они обе так сосредоточились на работе, что вздрогнули, когда дверь купе открылась. Вошел Брайан, за которым следовал Хантер.
Брайан поднял брови. Камилла поднесла руку к горлу.
— Чему мы помешали? — спросил Хантер.
— Смотрите! — с удовольствием заявила Камилла. — Кэт воссоздает мою карту!
Хантер подошел к Кэт, изучая рисунок. Их взгляды на мгновение встретились, и она с радостью увидела, что он впечатлен ее работой.
— Я не могу ручаться за точность, — сказала Кэт.
Она посмотрела вниз и увидела его руки. У него были чудесные руки, слегка загорелые, так как он не надевал перчаток, когда ездил верхом. Пальцы были длинными, ногти — аккуратно подстриженными. Кэт была уверена, что его сжатый кулак обладал недюжинной силой, а прикосновения кончиков пальцев…