Безрассудная
Шрифт:
— Это… достойно восхищения, в своем собственном, извращенном смысле. — Он замолкает на мгновение, размышляя о чем-то. — И мне жаль, что я был тем, кто положил начало этой закономерности.
Я резко сажусь и отворачиваюсь от него. Лучше бы он этого не говорил, не извинялся за то, что был первым, кто вонзил нож в того, кого я любила. Жаль, что он не знал, что именно мой отец был его первым заданием. Жаль, что он не солгал. Так было бы намного легче его ненавидеть.
— У тебя есть предпочтения по поводу своей смерти? — спрашиваю я, избегая его извинений.
—
Я фыркаю. — Конечно, не думал. Потому что такие люди, как ты, не рассчитывают умереть в ближайшее время.
— Может быть, — мягко говорит он. — А может, я просто пытаюсь игнорировать тот факт, что я не бессмертен.
— Как мудро с твоей стороны, Энфорсер. — Я в последний раз отжимаю свои волосы, осматривая переулок, в котором мы оказались. Теперь он затенен, что помогает скрыть нас в угасающем свете. Мы зажаты в углу тупика, канализационная решетка все еще открыта у наших ног. Но даже несмотря на то, что улицы постепенно пустеют к вечеру, я все равно не собираюсь сидеть здесь на виду у всех, кто забредет в этот переулок.
— Здесь небезопасно, — начинаю я. — Стражники будут искать нас.
— Мы собираемся поговорить об этом? — спрашивает он, внезапно оказавшись гораздо ближе ко мне. Он сидит, зачесывая назад влажные волосы пальцами.
— Понятия не имею, о чем ты говоришь.
Наглый смех. — Неужели? Я могу тебе напомнить, если хочешь?
— Это была ошибка, — хмыкаю я, поворачиваясь, чтобы заглянуть в его лицо, которое находится слишком близко. — И в этот раз, и в предыдущий.
— Единственной ошибкой было не сделать это раньше.
— Я… Это… — Я заикаюсь. Он улыбается так, что мне хочется дать ему пощечину. Затем он приближается ко мне, медленно сокращая разделяющее нас пространство.
— Нет, — его пальцы пробегают по моей шее и очерчивают челюсть, — ошибкой было попробовать тебя на вкус сейчас, когда ты, скорее всего, не позволишь мне сделать это снова.
Я сглатываю. Вздрагиваю. Вдыхаю.
Чума, помоги мне.
Его лицо достаточно близко, чтобы я могла принять неверное решение без особых усилий. Грубые пальцы путаются в моих волосах, задевая чувствительную кожу на шее. Вода капает с кончиков его волос, цепляясь за густые ресницы, обрамляющие глаза, с жаром смотрящие в мои.
— Ты прав, — говорю я, тяжело дыша. — Я не позволю тебе поцеловать меня снова.
Ложь.
Я наклоняюсь к нему с каждым словом, срывающимся с губ, которые отчаянно хотят встретиться с его губами. Уголок его рта приподнимается, привлекая мое внимание. — Ты уверена в этом? — Его дыхание теплое, наполняющее меня жаром. Я рассеянно киваю, думая о чем угодно, только не о том, как сдержать свое слово.
Мозолистая рука обхватывает мое лицо, более грубо, чем то благоговение, с которым он держался за меня раньше. Я таю от его прикосновений и наклоняюсь ближе, когда его взгляд переходит на мои губы. Это опьяняет — наблюдать, как он вбирает меня в себя.
Он придвигается ближе, его рука скользит по моей
У меня перехватывает дыхание, когда его губы касаются моих и…
Что-то со щелчком защелкивается вокруг моей лодыжки.
Я отстраняюсь и смотрю вниз, чтобы увидеть металлическую цепь, которую он прихватил с собой из канализации. На каждом конце трехфутовой цепи — по одному наручнику. И один из них он только что пристегнул ко мне.
— Какого черта…
Я даже не успеваю закончить свою ругань, как он уже пристегивает другой конец цепи к своей лодыжке. Я перевожу взгляд с его конца на свой, моргая от того, насколько короткая цепь связывает нас вместе.
Когда я нахожу свой голос, он обманчиво спокоен. — Что ты натворил?
— Я просто убедился, что моя миссия вернется в Илью вместе со мной.
Я моргаю, глядя на него, на пустое выражение, которое он изобразил на своем лице. — Ты… ты сковал нас вместе?!
Он пожимает плечами. — Это был единственный способ гарантировать, что ты останешься со мной.
— И ты… — Мысли в голове разбегаются, когда я провожу пальцами по волосам. — Ты спланировал это еще до того, как мы покинули тюрьму. Вот почему ты взял эту цепь со стены. — Я качаю головой, усмехаясь, и отворачиваюсь от него. — Ты ублюдок.
Меня тошнит. Я чувствую себя использованной. Виноватой в этом. Потому что я сама с собой это сделала. Я не только спасла Энфорсера, но и позволила себе желать его. Но для принца это было не более чем отвлечение. Средство для достижения цели. И я была настолько глупа, что думала, будто это может означать что-то большее.
Жалких наказывают. И теперь я прикована к своему похитителю.
— Пэйдин…
— Не надо, — тихо перебиваю я. — Не произноси мое имя.
В его глазах мелькает обида; он моргает, а в следующий миг она исчезает. — Это был единственный выход, — тихо повторяет он.
— Твоей миссии нужна ванна, — говорю я категорично. — И кровать.
Он смотрит на меня, кажется, ища что-то в моих глазах. — Хорошо.
Я поднимаюсь на ноги и иду на шатких ногах, пока цепь не начинает учить. Она тянет меня за лодыжку, так и норовя порвать кожу. Я напрягаюсь, чтобы сделать еще один шаг, и дергаю его за ногу.
Я оборачиваюсь, натягивая на себя маску, чтобы скрыть гнев и обиду. — Постарайся не отставать, Принц.
Глава 28
Кай
— Ты планируешь когда-нибудь снова заговорить?
Мы уже почти час неуклюже бредем по закоулкам города, а она не произнесла ни единого слова. Цепь волочится между нами, проскакивая по потрескавшемуся булыжнику, как постоянное напоминание о том, что я сделал.
Я не горжусь этим. Не горжусь тем, как поступил, чтобы закрепить кандалы на ее лодыжке. Могу только представить, как ей хочется закричать на меня, какие мысли эхом отдаются в ее голове. Я знаю, как она мыслит, поэтому понимаю, что она предполагает, что все это было уловкой. Каждое прикосновение, каждое слово, каждый поцелуй.