Безрассудный
Шрифт:
– Откуда вы знаете, что Дуарт был маленьким шотландским горцем?
«Потому что то, что интересует тебя, интересует и меня, как оказалось».
– После наступления темноты мне делать нечего. Иногда я читаю. Прошу, попытайтесь сохранить невозмутимое выражение лица, Фейвор, такое открытое изумление свидетельствует о дурном воспитании и не говорит в пользу добрых сестер-монахинь. Я умею читать… Но прошу вас, читайте дальше, я не хочу вам мешать.
Если она и заметила его сарказм, то не подала виду.
– Нет,
После той ночи в карете она никогда не спрашивала его ни о чем личном. Словно опасалась того, что может узнать.
– Вы же сами меня охарактеризовали: шантажист и вор. Мне нечего к этому добавить.
– Для заурядного вора у вас удивительно хорошо подвешен язык.
– Смею надеяться, что во мне нет ничего заурядного, – высокомерно произнес Рейн, что вызвало у нее улыбку.
– Тогда вы должны быть… э… непризнанным отпрыском какой-нибудь выдающейся личности?
– Неужели, мисс Донн, вы спрашиваете, не являюсь ли я внебрачным ребенком?
– Извините, – пробормотала она, густо краснея, и этот неожиданный румянец невольно очаровал его.
– Я рожден в браке. Но мой отец отказывается меня признавать. – Это было очень близко к правде.
– Из-за ваших воровских наклонностей?
Рейн стоял неподвижно и думал. Он мог бы сказать ей правду. Это началось так благородно, так просто. Он мог бы, оставаясь неизвестным, помочь этой девушке, в чью жизнь он привнес трагедию. Но игра стремительно становилась все серьезнее, и он, кажется, не знает, что именно он раскопал и что поставлено на карту. Он обязан рассказать ей, кто он такой, и пусть фишки упадут как угодно.
Но тогда она может уйти.
– Именно так.
Фейвор кивнула, в ее улыбке смешались облегчение и подозрение. Наивная лгунья, невинная развратница. Она представляла собой притягательную загадку.
– А ваша мать?
– Она умерла. – Он произнес это более резко, чем хотел, и, подняв глаза, увидел потрясенное лицо Фейвор.
– Нет, Фейвор, она умерла не из-за меня. Ее не стало задолго до моего вступления в преступный мир.
– Простите. – Ее голос был полон нежного сочувствия. – Моя мама тоже умерла, когда я была ребенком.
Рейн не смог придумать, что ей ответить. Он слишком хорошо помнил смерть ее матери.
– Какой она была? – спросила Фейвор.
– Красивой. Капризной. Немного тщеславной. Слишком романтичной. Возможно, она была неискушенной. Она очень старалась поверить в волшебные сказки.
Рейн помнил, как сердился, когда мама спрашивала его и Эша, откуда у них синяки. Она всегда без колебаний их спрашивала, а они без колебаний лгали. Она никогда не старалась узнать правду, а они никогда ей ее не говорили.
– Вам она не очень нравилась.
– Нравилась? –
– Вы ее любили.
– Да. – Он положил веер. – Хватит, нам надо работать, и вам не удастся увильнуть от задания при помощи столь прозрачных уловок.
Фейвор улыбнулась:
– Поскольку вы так решительно собираетесь заставить меня трудиться, мистер Суровость, откуда мне начинать?
– Вы принесли мне одежду? – спросил он, зная, что его тон погасит ее шутливое настроение.
«Либо я укрощу твою блестящую живость, либо ты ответишь за последствия, маленький ястреб». Он отрекся от нее.
– Нет.
Фейвор отвернулась, но он успел заметить на ее лице обиду. Лучше небольшая обида, чем глубокая рана.
– Не имею представления, где найти для вас одежду. Вы слишком большой. – Она подняла руку. – Кроме того, даже если я найду какого-нибудь монолитного денди, не могу же я пробраться к нему в комнату, пока он спит, и утащить его одежки.
– Монолитного денди? Вы находчивая девушка, – парировал он. – Уверен, вы что-нибудь придумаете к завтрашнему дню. Мне начинает надоедать эта одежда. Хоть наряжайся в роскошное старье!
– А почему бы и нет? – спросила она. – Мне эта идея нравится. Здесь так много всякой одежды.
– Это слишком позабавило бы вас, – высокомерно ответил он. – Прибавьте к этому тот факт, что вы моя жертва, по вашим собственным словам. Жертвам не полагается развлекаться за счет обидчиков.
Ее поразительные глаза широко раскрылись, и вдруг она расхохоталась. Господи, он теряет остатки рассудка. Сначала он нарочно испортил девушке настроение, но не прошло и минуты, и она снова весела.
– Можете мне помочь разобрать мебельные завалы.
– А как? – спросила она.
– Идите сюда, я вам покажу.
Фейвор недоверчиво подошла к нему.
– Ну?
– Я подниму вас, а вы снимете сверху мелкие предметы.
– Вы меня поднимете? – переспросила она, с сомнением глядя на него.
– Да. Не бойтесь, Фейвор.
Они были одни.
Что бы он себе ни говорил, он не был святым и никогда не стремился к святости. Она дрожала, и он это почувствовал. Вдруг он сравнил ее с беспомощным птенчиком, а себя с котом, который ждет удобного случая, чтобы сцапать птичку.