Безудержная любовь
Шрифт:
— А ты Вероника, берешь ли Корнелиуса в мужья, чтобы жить вместе в браке? Обещаешь ли ты любить его, утешать его, почитать и хранить его в горе и радости, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, оставив всех других, быть верной только ему, пока вы оба будете живы?
Я сделала вид, что задумалась, а потом покачала головой. — Нет.
Выражение лица священника было растерянным, как будто я говорила на иностранном языке. — Что, простите?
— Я не выйду за него.
— Вероника. — проговорил Нил сквозь зубы, его глаза предупреждали
— Ни за что. Ты не мой начальник.
Его глаза ожесточились. — Немедленно прекрати эту нелепость. Ты ведешь себя как маленькая глупая девочка.
— Целый год я вела себя как маленькая глупая девочка. Теперь я веду себя как взрослая женщина, способная принимать здравые решения. И я не собираюсь выходить за тебя замуж.
Министр выглядел совершенно обескураженным. Гости начали волноваться, и я услышала напряженный ропот, прокатившийся по всему залу. Возможно, кто-то из них даже хмыкнул.
— Прощай, Нил. — я начала идти к выходу, а он схватил меня за плечо и развернул лицом к себе.
— Ты не можешь меня бросить, — сказал он, вытянув шею вперед, как гусь. — Я выбрал тебя. Я преследовал тебя. Я вызволил тебя из этой липкой, низкопробной жизни и предложил тебе место в настоящем обществе. Меня не бросит двуличная, необразованная, краснощекая шоу-герл!
Толпа ахнула.
— Шоу-герл! — сжавшись, я собрала платье в руки, обнажив кроссовки. — Я, блядь, "Радио Сити Рокетт", ты, двоечник, переросток из братства, и в моем мизинце больше класса, чем у тебя когда-либо будет!
И я нанесла ему удар с разворотом мяча, который попал ему прямо под подбородок Вандерхуфа.
— Ай! — Нил схватился за челюсть. — Вероника, какого черта ты делаешь?
— Я поднимаю шум! — радостно крикнула я. Затем я бросила букет на пол, швырнула ему в грудь обручальное кольцо, задрала низ платья и бросилась бежать.
Я была без денег, я была в затруднительном положении и, наверное, бездомной.
Но я была свободна.
ДВА
Остин
ДНЁМ РАНЕЕ
ГОВОРЯТ, что кровь гуще воды, и я всегда считал это правдой.
До сегодняшнего утра.
— Раскопки? — я уставился на свою сестру, которая только что объявила, что не сможет больше нянчить меня этим летом. — Ты серьезно?
— Это очень важные раскопки! — запротестовала Мейбл, ее глаза за очками стали широкими и серьезными.
— Для чего именно ты оставляешь меня на раскопки? — я поставил детям миски с хлопьями и взял одной рукой их стаканы с соком.
— Мы никогда не знаем, вот что делает это увлекательным! — Мейбл последовала за мной от кухонного стола к раковине. — На этом месте находили самые разные вещи. Кости, каменная посуда, монеты, другие артефакты. Эти раскопки могут очень помочь нам понять раннюю жизнь в колониях!
Я нахмурился, когда ополоснул все и загрузил посудомоечную машину. —
— Понимаю, Остин, — настаивала Мейбл. — И мне жаль, что я оставляю тебя на произвол судьбы. Но такая возможность выпадает раз в жизни, и я не собираюсь выбрасывать свой шанс! — она приняла драматическую позу, устремив палец со спусковым крючком в потолок.
— Пожалуйста. Больше никакого Гамильтона. Это будет единственным положительным моментом в том, что ты уйдешь — мне не придется слушать этот саундтрек каждый день. — я посмотрел на нее через плечо. — Но разве ты не могла рассказать мне об этом раньше?
— Мне очень жаааааль. — Мейбл сцепила пальцы и положила подбородок на костяшки пальцев. — Это было предложение в последнюю минуту, и мне повезло, что я его получила. Пожалуйста, не сердись — это может помочь мне поступить на более престижную докторскую программу. Это моя мечта.
— Я не сержусь, — пробормотал я. На самом деле я был счастлив, что она смогла довести свою академическую мечту до финиша.
Из пяти братьев и сестер Бакли Мейбл была самой умной — она выкладывалась в школе на полную катушку, получала кучу стипендий и заслужила все похвалы, которые когда-либо получала. Не ее вина, что моя жизнь сделала крутой поворот после смерти нашего дяди, оставив отца без делового партнера, или что я попал на серьезную развилку, когда неожиданно узнал, что в двадцать пять лет стану отцом двоих детей.
— Потому что, если ты действительно сердишься, я могу отказаться и остаться здесь на это лето, — торжественно продолжила Мейбл. — Я обещала тебе помочь, и ты знаешь, как я люблю детей. К тому же, если ты будешь продолжать делать такое лицо, все эти морщины на твоем лбу могут так и остаться.
Я закатил глаза, хотя и попытался немного расслабить лицо. — Я бы никогда не заставил тебя торчать здесь ради меня. Тебе нужно ехать.
— Спасибо! — она обняла меня, прижав мои руки к бокам и прижавшись щекой к моей спине. — Я обязательно помогу тебе найти няню на замену до моего отъезда!
— Мейбл, сегодня пятница. Ты сказала, что должна быть в Вирджинии в воскресенье.
— Сегодня утро пятницы. Это дает мне практически два полных дня! Я уверена, что смогу уложиться в это время. Ты же знаешь, у меня шестое чувство на людей.
— А на дворе уже июнь. По всему городу висят объявления "Требуется помощь". У всех, кто подходит, уже есть работа на лето. — я запустил посудомоечную машину, протёр столешницу, на которую кто-то пролил молоко, заливая хлопья (вероятно, Оуэн, поскольку Аделаида была такой же аккуратисткой, как и я), и проверил таблицы обязанностей на холодильнике, чтобы убедиться, что дети справляются с недельными обязанностями. Крестики Аделаиды идеально вписались в каждый квадратик — ни одного не пропало. В таблице Оуэна было несколько пустых мест, и он отмечал каждое выполненное задание по-разному: иногда наклейкой, иногда смайликом, иногда смешной фигурой, которая, как я знал, должна была быть гитарой, на которую он копил деньги.