Безумие
Шрифт:
— Эй, Муха, ты еще здесь?
— Да здесь я, здесь. Ты кончай пинаться. Я просто обдумываю, как тебе объяснить, чтоб ты понял.
Прозвучало это как-то немного обидно.
— А я что, тупой, по-твоему?
Муха продолжает счищать грязь.
— Может, ты и не такой тупой, как кажешься, просто вопрос очень тонкий, я вот думаю, как объяснить.
Я не знал, как реагировать на такую тираду. Решил для верности обидеться еще раз.
— А может, это ты тупой, если объяснить не можешь?
Муха выпрямился, вытер штык-нож о штаны, засунул его в ножны, повернулся ко мне. Лицо его было серьезным.
— Понимаешь, все дело в том, что они просто панки.
Я чуть не упал в асфальт.
— Кто?
— Военные. Они те же панки, только в камуфляже. Вот тебе и мотив, и кайф.
Я молчал. А что я мог сказать? Муха продолжил:
— А че ты удивляешься? Ты посмотри, как они разговаривают: «если вы хотите что-то сказать, то стойте и молчите»; «кто не хочет разгружать люминий, тот будет загружать чугуний» — это же кайф! А на БТРах погонять, а «парашки» пожрать? А заорать «рота, подъем»? Ты же сам всегда так орешь, тебе самому все это нравится.
— Гхм… ну, вот… мне как раз это все надоело.
Муха оценивающе посмотрел на меня.
— Вот. Именно! Потому что ты — не настоящий панк.
Интересная версия, правда? Продолжать этот разговор я счел для себя небезопасным. Поэтому решил переменить тему.
— Ну ладно, панк — не панк, а все равно разнообразия хочется.
Не успел договорить, вижу — вот оно! Разнообразие! По бетонной дорожке навстречу нам шел человек. Не просто человек — это был ОБРАЗ. Пожилой, седой, в усах, в пилотке, грудь в медалях. Даже форма, показалось, была образца сорок третьего года. Как в кино. Откуда, думаю, здесь такое?
— Муха, смотри.
Муха поворачивается.
— Ой…
— Как думаешь, тоже панк?
— Точно, если не сказать… хиппи.
Двинулись навстречу, поравнялись.
— Добрый день.
— Здрасьте.
Лицо обветренное, морщинистое, багровое, густые седые усы, усталые глаза. Мы все видели такие лица — на кадрах кинохроники: советские солдаты на улицах освобожденных Варшавы, Будапешта, Праги. Их осыпали цветами. Пожилые солдаты. Последних призывов — молодые уже почти все к тому времени погибли.
Я представился. Он улыбается, молчит, немного смущен. Потом говорит:
— Меня здесь Дедом кличут. А вообще меня Виктор зовут.
Я тоже смущен, но знакомство завязать необходимо.
— А вы, простите, кто?
— Я? По контракту служу, танкистом. Механиком-водителем.
— ???
— А я еще в Афгане служил, тоже танкистом. А после армии в нашем колхозе, под Оренбургом, трактористом стал работать.
— А здесь-то как оказались?
— А тут как началось, я на контракт заявление написал.
— И что, взяли?
— А то.
— А возраст?
— А чего возраст? Я шестьдесят пятого года рождения.
Да, думаю, тяжела колхозная жизнь.
— А танки-то с афганских времен изменились ведь, да и навыки…
— Да не-е-ет, танки все те же. Чуть-чуть изменились. А навыки чего — что трактор, что танк.
Короче, мы подружились. Затащили в гости, в кемпинг, выпили-закусили. Поговорили. Оказалось, у него жена, трое детей, всем селом в Чечню провожали. Спрашиваю: «Как родные отпустили?» «Плакали. Но отпустили. У нас в колхозе зарплата две тысячи. А здесь почти тысяча в день».
Он в штурме Грозного участвовал. Тоже много чего видел. И еще интересную вещь рассказал — я этого не знал. Оказывается, большинство танков, штурмовавших Грозный, не имели радио. Чтобы сориентироваться, скоординироваться, приходилось из люков по пояс вылезать, руками размахивать. И правда, сорок третий год. Нет, даже сорок первый. Помните: «Российский солдат устоит против кого угодно, кроме российского Министерства обороны»?
А потом мы с ним большой сюжет сделали. Тут целая история была, я вам сейчас профессиональную тайну раскрою.
У нас, как вы помните, спутниковый телефон был. Так вот, другая группа, тоже со «спутником», к нему из Москвы в оренбургское село вылетела. И в условленное время мы «телемост» устроили. Как он по телефону с женой и детьми общается. Мы его снимали, другая группа — семью. Потом отправили кассету в Москву, и там нашу и оренбургскую пленки смонтировали. Получился эффект телемоста в прямом эфире. Конечно, это было, некоторым образом, надувательство, но сюжет очень трогательный получился. А если еще учесть, что в Чечне военные связи с домом вообще не имеют…
Забегая вперед скажу, что через несколько месяцев Дед благополучно вернулся в свое село, к семье. С новой медалью и при деньгах.
После съемок к нам подошли какие-то ребята. Зеленые платки-банданы, камуфляж, кроссовки, оружием обвешаны. Совсем не сорок третий год. Представились разведчиками, контрактниками, попросили дать позвонить домой. Мы, конечно, не отказали.
Потом один за нами увязался. Хотел дружить. Мы были не против. Его звали Сэм. Настоящего имени так и не назвал — разведка, мол, сами понимаете. Мы понимали.
У меня, естественно, был профессиональный интерес. Рассчитывал, что с ним можно будет в какую-нибудь авантюру ввязаться. Разведка все-таки.
Ничего не вышло. Нет, тусовался он у нас каждый вечер, иногда вместе с друзьями по оружию. Водку пили (нашу), по телефону звонили. Байки рассказывали, про разведку. А на «дело» взять — ни-ни, многозначительно отнекивались.
А как-то вечером принесли марихуану. Сказали — трофейная, забористая. Я в общем-то не против был, разнообразие все-таки. Хотя меня она совсем не берет, никогда. Я, как вы поняли, по другой части. А ребята обрадовались, особенно, понятное дело, Муха.