Безумное пари
Шрифт:
Нет, не имел. Любовь не дает право по собственному усмотрению вершить судьбу другого человека. Но Сергея это почему-то не остановило. Лена же не могла отделаться от чувства, что поступает подло по отношению к Корниенко. Надо было немедленно поднять трубку и расставить все точки над 'и'. Надо было сделать это еще вчера, как только вернулась от Майорова. Даже раньше: когда ехала домой, или еще лучше - пока ждала такси у подъезда. Набрать его номер с мобильного, и...
Мобильный. Он же остался у Влада. Телефон весь этот месяц был у него, и в случае, когда Лену кто-то по нему разыскивал, тот передавал ей трубку, убедившись, что это не Корниенко. Ну
Позавтракав, она снова улеглась в постель, твердо вознамерившись отоспаться всласть. Но какой может быть сон, когда в душе такая буря? Никак не получалось отделаться от мысли, что она предала интересы любимого. А сильнее всего прожигала мысль: Сергей не простит. Если даже и простит, то не забудет. Никогда. До конца дней своих будет помнить ее предательство - иначе он ее шаг не назовет. Может, не станет упрекать, но то, что не забудет - факт, не требующий доказательств. Однако хорошо зная Корниенко, Лена была уверена - он не удержится от напоминаний. Он снова и снова будет упрекать ее в том, что упустил шикарную возможность стать владельцем газеты и Мерседеса. Трезвый еще сможет сдерживать слова, но едва выпьет рюмку-другую, и его уже никто не остановит.
В ее душе медленно, но верно нарастало возмущение и недовольство. Она злилась на себя за то, что согласилась на эту авантюру. Злилась на Майорова, втянувшего их с Сергеем во все это. Но больше всего раздражения вызывал Корниенко. За то, что как маленький ребенок повелся на удочку, на 'слабо'. За то, что газета и машина для него оказались важнее Лены. За то, что не оправдал ее доверия на близкое счастье. За то, что позволил ей жить под покровительством другого мужчины. И не просто позволил - а уговаривал, практически за ручку отвел к Владу. Как куклу. Как собачку: мне некогда, поживи пока у моего друга.
Как-то выходило, что никто из троицы в этой истории не выглядел красиво. У всех носы оказались в пуху. Как тут понять, у кого больше, у кого меньше? Наверное, все трое были виноваты в одинаковой степени: один дурак предложил, второй согласился, третья не смогла категорически отказаться. И теперь, наверное, поздно махать кулаками, когда все они погрязли в этой авантюре по самые уши.
И менять что-либо тоже, видимо, поздно. Что даст Ленина решимость теперь? Ровным счетом ничего хорошего: эта проблема не рассосется до конца жизни, она навсегда останется между ними. Единственная возможность не допустить возникновения трещины, грозящей в ближайшем будущем перерасти в своеобразный гранд-каньон - пройти испытание до конца. А она не выдержала, сломалась. Зачем-то поддалась на провокацию Майорова.
Он-то, поди, специально ее подначивал: одумался, кретин. Увидел, что раз уж Лена выдержала месяц, то и еще одиннадцать осилит. Денег пожалел. Ну да, это ж тебе не моделька, уменьшенная в тридцать раз копия Мерседеса. Настоящий шестисотый - это ж целая прорва денег. Учитывая, что он самому себе не может позволить такую машину, и речи быть не может о том, чтобы делать такие шикарные подарки другу. Газета - ладно, там он хотя бы в будущем деньги вернет. Пусть без процентов, но возврат всех без исключения материальных расходов заложен в контракт. Ради друга может и потерпеть маленько. Машина же предполагалась в подарок, без каких-либо рассрочек. Ляпнул по пьяни - чего с дуру не пообещаешь? Протрезвел - пожалел, да отступать было поздно: слово не воробей.
Только теперь все окончательно встало на свои места. Лена легонько шлепнула себя ладошкой по лбу: балда,
Взглянула на часы - четверть одиннадцатого. Ах, что ж она так поздно сообразила-то? Он же непременно воспользуется ее опозданием в корыстных целях. Надо бежать, срочно. Что-то придумать для оправдания. У зубного была. Или в аварию попала - ехала в такси, а те известно, какие лихачи. Слава Богу, ничего серьезного, но пока дождались ГИБДД-шников, пока оформили протокол - она ж свидетельница, кто ее отпустит.
Лихорадочно разбрасывая все кругом, Лена заметалась по квартире. Никак не могла сообразить, что где лежит - дом, как и с вечера, казался чужим. Наконец обнаружила брошенную в коридоре сумку, выудила из нее любимую ярко-оранжевую маечку с бретельками из бусинок, натянула на себя. И села на краешек дивана в полной прострации.
А куда она, собственно, спешит? Поезд ушел, пароход уплыл. Самолет, пожалуй, тоже улетел. Дороги назад нет. Она уже нарушила условия договора, покинув дом Майорова. Исправлять что-либо поздно.
Все. Надежда на будущее полетела в тартарары. Ей не нужно такое будущее, где Сергей будет таить в душе обиду, и высказывать ее при каждом удобном и неудобном случае. Так ли важно, что и сама Лена вряд ли когда-то избавится от чувства, что ее предали, сдали в долгосрочную аренду в обмен на некие материальные ценности. Своеобразный бартер. Со своей обидой она разберется сама. Главное - не допустить, чтобы во всех своих бедах Сережа винил только ее.
Волна протеста накрыла Лену с головой. Все ее существо протестовало против того, что она планировала сделать. Недовольство Сергеем росло и крепло - это из-за Корниенко она оказалась в столь дурацком положении, из-за его детской мечты, из-за идиотского честолюбия - как же, вбил себе в голову, что без шестисотого Мерседеса человек не может быть успешным.
С одной стороны, еще живы были воспоминания о недавнем счастье. С другой - Лена стала ловить себя на том, что мысли о Сергее ее раздражают. То ей казалось, что она безумно его любит, то готова была разорвать за глупость. Но тут же корила себя - если она любит человека, должна ему все прощать, и уж тем более стремление к успеху. В конце концов, в случае благополучного исхода этого отвратительного эксперимента выиграют они оба, не только Корниенко. Значит, она всячески должна поддерживать его. Ведь именно это и есть любовь и самоотречение. В семье всегда кто-то должен жертвовать собою ради блага обоих. Ждать же самопожертвования от Сергея было бы глупо. Да и вообще, это, видимо, женская привилегия. То есть скорее обязанность, конечно.
А Лена этой обязанностью пренебрегла. И Сережа ей этого никогда не простит. Ну и ладно, черт с ним, раз сам ввязался в это дело.
С чистой совестью Лена стянула с себя майку. А вот на то, чтобы положить ее в шкаф, решимости уже не хватило.
Сердце ныло. Вроде и черт бы с ним, если он такой бестолковый, если груду железа ценит куда дороже Лены. Но ведь их так многое связывало. Куда все это делось? Они же собирались прожить вместе всю оставшуюся жизнь. Наметили день свадьбы - кстати, вполне успевают, еще все можно было бы уладить миром. Но хочет ли этого Лена?