Безумные дни
Шрифт:
Артём достал планшет, активировал, нашел точку… «Странно, — подумал он. — От неё какое-то неправильное ощущение…» Нужный репер не отзывался, и совместить его со здешним в резонанс не удавалось. Такое ощущение, что этому препятствовало что-то упругое, но прочное, а сам репер как будто слегка покалывал пальцы. Артём пробовал снова и снова, уже понимая, что что-то пошло не так…
— Не работает? — удивительно спокойно спросил Сергей.
— Никак… — отозвался Артём, — Не понимаю, в чем дело. Никогда такого не видел…
— Так я и думал. Пиздоболы вы, а не коммунары. Полдня из-за вас потратил, а у меня там жена, и никто не знает, что с ней…
Македонец
Проснулся
— Чего тебе? — прошептал я, убирая обратно под подушку пистолет.
— Там пришли, — сказала она коротко и, развернувшись, отошла к окну.
Я так и не понял, ложилась ли она спать сегодня. На широком диване, который мы выделили женщинам, сопит в две дырочки наш «объект». Мы не выставляли караулов — все устали, а ждать нападения было, вроде, не от кого. Повалились, кто где, и захрапели. По крайней мере, Пётр храпит так, как будто кто-то пилит контрабас тупой пилой. Как Лена ухитрилась за этими звуками что-то услышать — загадка. Я пихнул его кулаком в бок, он заворочался и затих.
Теперь и я слышал — из приоткрытого окна доносились звуки шагов и громкий шёпот.
— Сюда они заехали, больше некуда, — гундосил кто-то под самым окном. — Да вот и следы…
В темноте замаячил отблеск прикрываемого рукой фонарика.
— И чо? И где они? — забубнил кто-то в ответ.
— Внутри, идиота кусок! Не пизди, а то услышат…
Мудаки какие-то. В полной тишине пустого ночью промрайона слышно было, как мыши в подвале ебутся. Не то, что эти попытки шептать.
— Заткнулись оба, — третий голос ухитрился даже шёпотом рявкнуть внушительно. — Отгребли отсюда, долбоёбы, бегом.
— А как же наши… — начал гнусавый.
— Потом, всё потом, — ответил раздражённо третий голос и добавил тише, видимо, в гарнитуру. — Группа пошла!
Тихо клацнул затвор — кто-то дослал патрон. Хорошо знаю этот звук, наслушался. Огляделся — все, кроме нас с рыжей, спят. Даже если бы было куда бежать — не вариант, пока ещё раздуплятся спросонья.
Рыжая пригнулась и показала на лестницу вниз, потом на себя и на дверь. Разумно, да. Сделаем сюрприз сюрпризчикам. Проходя мимо второго дивана, сжал двумя пальцами плечо Сени. Он жизнью учёный, открыл глаза молча. Серпик луны в окне давал достаточно света, чтобы он различил мой силуэт с пистолетом и понял, что у нас проблемы. Кивнул и тихо сполз с дивана. Я максимально тихо открыл дверь на лестницу — к счастью, она оказалась хорошо смазана и не скрипнула, — и начал спускаться вниз, в полную темноту гаража. Темно было, как у негра в жопе, я осторожно нащупывал ступеньки ногой. Достигнув пола, остановился и присел — я примерно помнил, куда двигаться, но не был уверен, что не наступлю с грохотом на валяющийся на полу хлам. И если у нападающих ПНВ, то сидящий силуэт не так заметен, как стоящий.
Тихо клацнул замок на гаражных воротах. Кто-то медленно, тоже стараясь не нашуметь, потянул на себя дверь, открывая щель, через которую месяц подсветил помещение. Немного, совсем чуть-чуть, но я был готов и тихо, в полуприседе переместился вдоль стены так, чтобы меня прикрыл автомобиль. Если они закроют за собой ворота — мне пиздец. Я не промахиваюсь, но мне надо видеть цель.
Не закрыли. Четыре человека, судя по силуэтам — в разгрузках и брониках, в руках оружие. Осторожно, водя по сторонам головами с наростами ночников на лицах, держа автоматы наизготовку, аккуратно и правильно ставя ноги, пошли гуськом к лестнице. Меня они не видели, а осматривать гараж не сочли нужным — цели-то все наверху. Шлемов нет — неосмотрительно. Банг-банг-банг-банг. По два патрона с каждой руки. Две секунды. Четыре затылка. Увидимся в Валгалле, служивые.
Глушитель в такую тихую ночь что есть, что нет. Но он убирает дульную вспышку, поэтому я не ослеп. Выкатился
Рядом с моей головой в стальной воротине появилось отверстие. Хорошо, что я не стоял, а двигался. Двое бойцов повалились мне под ноги, а я уже улетел в прыжке за угол, надеясь, что окажусь в мёртвой зоне.
— Лена, назад, снайпер!
Глухо хлопнуло — снайпер сидел где-то неподалёку, но глушитель не дал возможности засечь, откуда он работает. Куда пришла пуля, не понял, но не рядом со мной. Скорее всего, по Лене стрелял, не знаю, успела ли она уйти. И что теперь делать? Он с ночником, мы у него на ладони, я же не вижу в этой темноте дальше пары метров.
Лежащий под лестницей боец застонал и пошевелился — значит, это тот, которого рыжая ссадила, я подранков не оставляю. Законтролить? Или допросить? Снайпер решил этот вопрос за меня — хлопнуло, из головы раненого выбило фонтанчик крови, он дёрнулся и затих. Затем послышалось два хлопка потише, но я уже понял, где он засел, и побежал вокруг здания. Позицию он выбрал так себе, я мог выйти ему во фланг, прикрываясь забором, и почти нигде не покинуть мёртвую зону. Почти. Единственный зазор, два метра между углом и забором, я пролетел как муха, но выстрела не последовало. Когда я добежал до позиции снайпера, там были только две пистолетные гильзы и два трупа каких-то местных гопников. «Гнусавый и бубнивый», — подумал я.
Вернувшись обратно, громко крикнул: «Это я, не стреляйте!» и поднялся по наружной лестнице. Вся компания, кроме Лены, сидела на полу под стеной. Лена непринуждённо расположилась на стуле у окна с «Выхлопом», установленным сошками на широкий подоконник. Ну, вижу, враг не пройдет.
— Как спалось? Хорошо отдохнули? — поинтересовался я вежливо.
— Ну его нахуй, такой отдых! — выразил общее мнение Пётр.
— Это кто был, Македонец? — спросил Сеня.
— Понятия не имею, Сень, — ответил я.
— Это за мной… — уныло проблеяла Синеглазка. — Вас теперь из-за меня убьют. Из-за меня всех убивают.
В темноте не было видно, но, судя по швырканью носиком, слёзы уже смывают последние следы макияжа.
— Никто нас не убьёт! — героически выпятил цыплячью грудь Сеня. — И не такие пробовали! Не бойся, мы тебя защитим!
Защитничек, блин. Герой — штаны горой. Не натворил бы глупостей, перед девкой выпендриваясь.
— Лена, что там, есть какое-нибудь движение?
Рыжая, не поворачивая головы, коротко ответила:
— Нет.
— Подождём рассвета, — сказал я. — Уже через полчаса начнёт светать. Можете поспать пока, кто не выспался. Главное — перед окнами не маячьте.
Пётр немедленно вернулся на раскладное кресло и вскоре снова захрапел. Сеня отвёл девицу на диван, усадил и начал что-то тихо успокаивающе бормотать. Я расслышал только: «…Знаешь! Македонец… Раз — и в лоб…» Девица что-то уныло бурчала в ответ.
Я сидел и смотрел на Лену. Её профиль освещался слабым светом месяца и, подумав, я понял, что меня в ней настораживает. У неё милое, симпатичное лицо — не писаная красавица, но правильные черты, интересный рисунок губ, голубые глаза, чуть курносый носик. Это лицо хорошей доброй женщины, любящей матери и жены — прищур, с которым она поглядывает в прицел винтовки, к этому лицу не подходит так же, как не подошла бы к нему борода. Её руки, которыми она так привычно и правильно держит оружие, руки домохозяйки, а не стрелка, а её фигура — довольно неплохая, кстати, — указывает на спокойный образ жизни без серьёзных нагрузок. Её внешность полностью дисгармонирует с её поведением. И это — даже если не считать по большей части сонное и отстранённое выражение лица, — странно. Что-то с ней очень и очень не так…