Безумные грани таланта: Энциклопедия патографий

Шувалов Александр

Психиатрическая практика показывает, что многие депрессивные больные испытывают особенно сильную тоскливость ранним утром, когда и совершается большинство суицидальных попыток. При медленном развитии заболевания у больных длительное время может сохраняться критическое понимание начавшегося психического заболевания. В этот период расстройства психики в первую очередь могут проявляться (за счет первичного нарушения мышления) лишь в сфере литературного творчества, что и видно в случае Акутагавы Рюноскэ. Когда же депрессивный аффект с идеями самоуничижения полностью захватывает сознание (лечение антидепрессантами в то время отсутствовало), больной оказывается уже не в силах противостоять своим суицидальным намерениям. В отношении диагноза у писателя можно предположить депрессивный тип шизоаффективного расстройства, прогноз которого сходен с прогнозом шизофрении.

АЛЕКСАНДР I (1777–1825), российский император с 1801 г. Старший сын Павла-1. Его воспитанием руководила Екатерина 11 Был женат на принцессе Луизе Баденской. Талантливый дипломат. Историки назвали его «Благословенным».

Наследственность

[Об отце см. Павел 1.]

«Только 1/16 часть крови в жилах Александра была русской. То была наследственность Великого Петра, прошедшая через психофизическую форму убогого Петра III и душевнобольного Павла». (Андреев, 1992, с. 334.)

Общая характеристика личности

«Сам Александр I с молодых лет был застенчивым и близоруким, глухим на одно ухо и слегка хромал на одну ногу, — “недостатки, нажитые во время маневров”». (Валишевский, 1990а, с. 522.)

«Профессор Сикорский² находит у Александра болезненно недоразвитый характер в волевом отношении, при удовлетворительном развитии ума и чувств. Легенда о безволии Александра I стала почти общим местом, и проф. Сикорский только подводит мнимонаучный фундамент под это общее место. Между тем нет ни одного факта, который свидетельствовал бы о том, что Александр действовал под влиянием чужой воли и был какой-нибудь чужой волей порабощен… В позднейшие годы тихое и неизлечимое религиозное помешательство Александра приняло патологические размеры… Душевная болезнь его не приняла такого острого течения, как у его отца, но венценосец все же не находил себе ни места, ни успокоения». (Любош, 1924, с. 22–23, 65.) «В какой-то мере болен был психически и Александр. “Ему казались такие вещи, о которых никто и не думал, — писала в своих мемуарах великая княгиня Александра Федоровна, — будто над ним смеются, будто его слушают только для того, чтобы посмеяться над ним, и будто мы делали друг другу знаки, которых он не должен был заметить. Наконец все это доходило до того, что становилось прискорбно видеть подобные слабости в человеке с столь прекрасным сердцем и умом. Я так плакала, когда он высказал мне подобные замечания и упреки, что чуть не задохнулась от слез”. Александр был мнителен и подозрителен». (Чулков, 1991, с. 133.)

«Горечь упреков самому себе мучила его все больше. И все больше с годами проявлялись в нем мистические настроения. Он сдал знаться с гадалками и ворожеями, встречался с квакерами, молился с ними и, как и они, верил в духовное совершенствование человека… Он начнет посещать радения ясновидящей Е.Ф. Татариновой. Знаменитая тогда пророчица, возглавлявшая секту хлыстов, своими откровениями приводила царя “в сокрушение, и слезы лились по лицу его”. Словом, религиозное рвение Александра I, с годами развившееся, было, несомненно, следствием убийства отца и его участия в этом злодеянии. Проще говоря, он стремился искупить вину и замолить грех». (Белоусов, 1999. с. 89.)

«…В личном характере Александра начали замечаться черты, ясные даже поверхностному наблюдателю, именно усиление подозрительности, бывшей в нем и раньше, мнительность и задумчивость… Император был очень религиозен и чрезвычайный христианин. Вечерние и утренние свои молитвы совершал на коленях и продолжительно, от чего у него на верху берца у обеих ног образовалось очень обширное омозоление общих покровов, которое у него оставалось до его кончины… Итак, события 10-ти лет царствования Александра I и в особенности изменения в его личности и характере, происшедшие к концу его жизни, настолько были резки и соответственно поражающи, что современники и окружающие его не могли не останавливаться мысленно на этих переменах… Страсть к передвижениям, проявившаяся особенно сильно в эти годы, совершенно не соответствовала нуждам управления государством, скорее и вернее это было просто неудержимое стремление к перемене мест, чтобы не оставаться подолгу где-нибудь на одном месте, это было болезненное явление со стороны человека, не доверяющего никому и опасающегося всех… Но это лишь одна из черт болезненно измененного характера Александра. Другая по менее важная черта — это мистицизм, это набожность и крайняя религиозность. На этой почве Александр сошелся даже с таким изувером и, несомненно, душевнобольным человеком, как Фотий³… Вполне гармонирует с этим и страсть говорить и действовать загадками, какими-то полунамеками, таинственно… С другой стороны, о существовании болезненной подозрительности в Александре нам говорит не только его страсть к путешествиям, но и такие факты, как упорный отказ от лекарств во время болезни в Таганроге, или дело расследования о камешке, попавшем в хлеб, испеченный поваром во время пребывания в Таганроге, когда Волконскому едва удалось убедить императора в отсутствии злого умысла с чьей-либо стороны. Мы видим, как во время болезни Александр часто посылал за императрицей, чтобы она присутствовала во время его обеда, и случалось тоже, что он обращал ее внимание на особенность вкуса того или иного блюда или питья, — если не считать это изменением вкуса уже вследствие острой болезни, то, конечно, придется отнести его на счет психической причины. Мы не имеем прямого основания предполагать существование галлюцинаций у Александра, но его беседа с Фотием дает повод думать, что внушенным образом могло на этот раз дело дойти до появления их, можно думать, что он мог тщательно скрывать их, как это делают обычные больные, и притом так искусно, что никому и в голову не могло придти подозревать что-либо подобное. Однако не редко можно было слышать от современников, что государь находится “как бы в каком-то душевном затмении”…Не об эволюции личности должна идти речь при разборе характера Александра в пределах физиологических изменений ее, а о патологических изменениях душевной деятельности под влиянием развития определенного болезненного состояния». (Василич, 1991, с. 13, 26, 96–97, 102, 110.)

«В состоянии моральной депрессии, в каком он доживал последние годы, он готов был откладывать крупные и требовавшие решимости действия до времени, когда не ему придется их совершать. Так в деле будущих декабристов, так в деле о престолонаследии. А черты этой моральной депрессии явственны в его закате. Он точно места себе не находит. Эти продолжительные поездки, иногда по дальним областям и севера, и востока империи, не связаны с какими-либо правительственными задачами и не приводят к каким-либо мероприятиям… Почва для наивной легенды о старце Федоре Кузьмиче… была подготовлена всем поведением Александра в последние годы его жизни». (Пресняков, 1990, с. 256–257.)

«Известно ито, что Карамзину Александр доверил “государственный секрет” — тайну престолонаследия в своем завещании. “Александр… поведал историографу и давнюю мечту — оставить трон, отречься, зажить жизнью частного человека”. Позднее у него появится и желание пострига — уйти в монастырь». (Лютов, 1999. с. 78.)

«Действительно, Александр I неоднократно говорил о своем желании отречься от престола. Но речь никогда не шла о монастыре или жизни скитника». (Смирнов, 1995, с. 71.)

У Александра I со временем ярче других выделяются черты параноидного расстройства личности. За защитным фасадом недоверия сначала скрывается присущая ему заниженная самооценка, а затем развивается настоящая депрессия. Мазохистически окрашенный уход императора в религию (молился до «омозоления» коленей), сближающий его этим обстоятельством с русскими «юроди-вымиХристаради», могло явиться своеобразной реакцией личности на возрастающую с годами дистимию.

АЛЕКСАНДР III (1845–1894), российский император с 1881 г. Сын Александра II. Был женат на датской принцессе Марии. За поддержание европейского мира получил прозвание «Миротворца».

«…Воспитывался не как будущий император, а как великий князь, предназначавшийся, главным образом, для военной карьеры». (Корнилов, CD Брокгауз и Ефрон.)

«…Победоносцев⁴, преподававший наследнику законодательство, записал в декабре 1865 года: “Сегодня, после первых занятий с цесаревичем Александром, я пробовал спрашивать великого князя о пройденном, чтобы посмотреть, что у него в голове осталось. Не осталось ничего — и бедность сведений, или, лучше сказать, бедность идей удивительная”. И эта оценка со временем мало изменилась у Победоносцева, несмотря на все его расположение к Александру». (Рыжов, 1996, с. 64–65.)

«Александр III был ограничен не парламентом каким-нибудь, не волею народа, а “божией милостью”. Об этом свидетельствует не только беспомощный лепетегодневников…Александр IIIбыл здоров, как Тарас Скотинин, ломал подковы, сгибал серебряный рубль». (Лю-бош, 1924, с. 144–145.)

«Чтобы подбодрить себя, Александр все больше и больше пил (выпивать он начал еще будучи наследником, как видно из его дневника.) Под конец он обратился в запойного пьяницу; каждый вечер кончался тем, что Александр, распив со своим главным телохранителем, ген. Черевиным, по бутылке коньяку (который они от императрицы Марии Федоровны прятали в сапоги), валялся на полу среди дворцовой гостиной, визжал, барахтался и хватал за ноги проходивших. Заботы о самосохранении и алкоголизм оставляли Александру мало времени для занятия политикой… [умер] от хронического воспаления почек и водянки, явившихся последствием, гл. обр., его алкоголизма, в сравнительно молодых годах, не дожив и до 50 лет. Несомненно, что атмосфера панического ужаса, в которой он жил, сильно способствовала разрушению его здоровья, — как она же была и первопричиной его запоя». (Покровский, 1926, с. 164–165.)