Безумный Египет
Шрифт:
Но все повернулось иначе. Сетх и думать забыл о своих обещаниях. И когда смертный воин выдернул посох из груди Амена, кричала не только Стелла-смертная. За троном Сетха кричала Баст, затиснув рот руками, прощаясь с последним воспоминанием о любимом. С того дня богиня долго лила слезы, первые за тысячи лет. Она скорбила.
Сетха не стало, некому было даже выдрать глаза за мерзкое предательство.
Теперь скорбь отступила, Баст снова хотела жизни, любви и страсти. Она думала, как вернуть любимого.
Вечерело. Баст оделась.
Бес появился сразу. Он казался хрупким, по сравнению с другими богами. У него был гибкий стан и светлые волосы. Голубые глаза его смотрели слегка насмешливо.
– Ты темнее тучи, Баст, что случилось?
– Здравствуй, Бес, – промолвила Баст, улыбнувшись гостю. Но улыбка вышла несколько натянутой. – Хочешь чего-нибудь?
– Зачем ты позвала меня? Чтобы накормить? – Бес залился смехом.
Баст слегка нахмурилась. Она прошлась по комнате и остановилась у окна.
– Я хочу попросить тебя об услуге, Бес. Ты давно виделся с Анубисом?
Бес прищурился.
– Что такое? Уж не влюбилась ли ты в собаку, Баст? Вот потеха! – Бес снова засмеялся. – Ну, ладно, не злись. Недавно мы кутили вместе. Ты же знаешь: Анубис любит повеселиться, только в его мире не с кем…
– Я хочу попросить тебя, Бес, разузнать у него о душе… Осириса… Что с ним стало после последней битвы… Анубис твой друг, он все тебе расскажет.
– А что сама не спросишь? – удивился Бес.
– Мы с ним повздорили недавно…
– Как любопытно, – Бес приблизился к Баст. – Из-за чего, скажи?
Баст покачала головой. Бес развел руками.
– Ты просишь меня об услуге, и Анубис спросит, зачем мне это знать. Я должен буду врать, врать доброму другу. Ты знаешь, как нам сложно говорить неправду. И ради чего? Ты даже не хочешь мне сказать причину вашего раздора…
Баст с досадой поглядела на Беса.
– Это же просто любопытство, да?
Бес кивнул.
– Мы повздорили из-за смертной, – Баст закрыла глаза и замахала на Беса руками. – Я больше ни слова тебе не скажу, пока ты не узнаешь все об Осирисе.
– А если узнаю, скажешь? – Бес приблизил к кошке свое лицо.
– Да, – выдохнула Баст.
И Бес исчез.
– Твое любопытство тебя погубит, Бес… – сказала Баст в пустоту.
Она закрыла стеклянную дверь. Стемнело, и с песчаных холмов потянуло холодом…
Стелла подошла к окну. Август в этом году выдался холодным. Пахло сыростью и грибами, словно в октябре.
– Не задергивай занавески, – тихо попросил Амен. – Я хочу посмотреть на небо.
– Хорошо, – Стелла отошла от окна и селя рядом с ним.
Амен лежал на спине, и густые черные волосы его свисали почти до пола. Он
– Мне нужно поработать, – тихо сказала Стелла. – Я в гостиную спущусь, хорошо?
Он не ответил, только прикрыл веки в знак согласия. Стелла закусила губу и, подхватив ноутбук под мышку, вышла из комнаты. Уже на лестнице она начала плакать. Теперь Стелла часто плакала, тайком ото всех, особенно от Амена. Она знала, что это огорчает его, и он станет винить себя, а Стелла этого не хотела.
Прошло три месяца с того дня, когда Стелла застала Амена, сидящим на подоконнике в больничной палате. После этого события, Амена обследовали еще пару недель, а потом выписали домой. Амен, будучи для внешнего мира Кириллом, наотрез отказался жить в доме родителей Кирилла. Родителей такое поведение сына удивило: они считали, что он поступает необдуманно или просто абсурдно, ведь в маленьком доме Стеллы было мало места, в то время как огромный дом родителей Кирилла пустовал. Тем более, они планировали на полгода уехать из страны. Убедить сына не получалось, а давить они не стали. Поэтому Стелла и Амен поселились в комнате Стеллы.
И тут начались новые проблемы. Во-первых, Амену было невыносимо тяжело видеться с родителями Кирилла. Изображать их сына у него получалось с трудом.
– Я не имею права жить его жизнью, – шептал Амен, уткнувшись Стелле в плечо лбом. – Я лгу этим людям, их сын мертв! Мерзкое лицемерие.
Стелла пыталась его успокоить, она говорила, что Кирилл умер, и его нельзя было спасти. Его родители не перенесли бы такой утраты, а так у них остался сын, ведь в голове у Амена осталась память Кирилла. Но это мало помогало.
Все чаще Стелла заставала Амена, стоящим у зеркала: он с отвращением смотрел на свое отражение.
– Меня запихнули в тело покойника, я чувствую тлетворный запах разложения… Мое место в могиле…
Стелле становилось страшно.
– Но он сам выбрал себе такую участь, – твердила она. – Он сам…
– Я был живым духом, призраком, – промолвил Амен. – А теперь я ходячий мертвец… Мерзость…
Стелла была в отчаянии. Все было просто ужасно. В первый же вечер, когда они остались наедине, Амен заявил, что не может прикасаться к ней чужими руками, целовать ее чужими губами.
– Ты же не любила его. Он был тебе противен. Значит, теперь и я тебе противен?
Стелла пыталась объяснить ему все, что пережила с той минуты, как согласилась переселить его душу в смертную оболочку Кирилла, все свои ощущения, как они менялись за время, проведенное в больнице. Что он, Амен, теперь неотделим для нее от этой оболочки.
– Тогда зови меня Кирилл, ведь так зовут это тело.
Стелла начинала плакать. Тогда Амен пугался и успокаивал ее, твердил, что будет стараться ради нее. Но проходили дни, и все начиналось сначала.