Безумный корабль
Шрифт:
И бабушка слегка повернулась, обращаясь главным образом к тете Альтии.
– Мы загнаны в угол заимодавцами, Альтия. И наша репутация – единственное, что до сих пор удерживает нас на плаву. Они пока еще верят, что мы выплатим им все, включая проценты. Мы с Кефрией – как, между прочим, и Малта – принесли немалые жертвы, чтобы только сохранить внешнюю видимость благополучия. Мы сейчас живем так скромно, как это только возможно. Я распустила слуг, оставив одну только Рэйч. Мы стараемся сами управляться с хозяйством. И мы не единственная старинная семья, которой пришлось таким вот образом утесниться, и, пожалуй, оттого, что мы не единственные обеднели, нам приходится еще туже. Наши заимодавцы сами испытывают затруднения. В другое время они охотно пошли бы на уступки, но теперь не могут себе позволить подобного великодушия – ведь у них
И так далее, и тому подобное. Сколько раз уже Малта выслушивала эту тягомотину! Ее потянуло в сон, пришлось приложить все силы, чтобы глаза не закрылись сами собой. Единственное, что представляло некоторый интерес, – это следить за тем, как тетка Альтия выслушивает бесконечную бабкину повесть. Время от времени на ее лице возникало выражение вины и стыда. Странно! Ведь бабка, кажется, ни в чем не упрекала ее. Даже не намекала, что, мол, если бы та сидела дома, то, может, сумела бы что-нибудь сделать… И тем не менее Альтия вела себя так, как будто ее вслух обвиняли в предательстве.
Когда же бабка дошла до того, как семья Хупрусов перекупила закладную на «Проказницу» и, таким образом, маленькая Малта уже не могла достойным образом сразу дать Рэйну от ворот поворот, тетка даже бросила на нее короткий взгляд, полный сочувствия. Малта вовремя напустила на себя мученический вид.
– Ты, конечно, заметила, как переменился и дом, и сад, – завершала свою речь бабушка. – Теперь ты знаешь, что это не небрежение, а сознательная жертва. И я вот о чем хочу тебя попросить, Альтия. Оставайся дома. Одевайся как полагается и веди себя смирно. Быть может, с позволения Кефрии ты займешься кое-какими нашими землями, которым требуется… более энергичный присмотр. Если же ты нуждаешься в большей… свободе, ты можешь взять маленькую ферму из моего приданого. Инглби – тихое и уютное место. Оно только расцвело бы, если бы кто-нибудь как следует приложил к нему руки. Быть может, в этом ты нашла бы достойный выход своей энергии. Ты увидела бы, как…
– Мама! Я совсем не за этим вернулась домой, – почти со скорбью проговорила Альтия. – Мне не нужны игрушки, и выхода своей энергии я не ищу. И срамить свою семью подавно не собираюсь. Я вернулась, чтобы помочь, но заниматься буду тем, в чем я наилучшим образом преуспею. – Тут Альтия посмотрела мимо бабушки, прямо в глаза сестре: – Кефрия… Ты знаешь, что «Проказница» должна была стать моей. Ты всегда это знала. И я пришла заявить о своих правах на нее. Избавить ее от позорной участи работоргового корабля и сделать так, чтобы она приносила семье настоящий доход.
Малта вскочила, как подброшенная:
– Не смей! Это папочкин корабль! Он никогда не позволит тебе его отобрать!
Глаза Альтии сверкнули огнем, но она сдержалась. Только на миг крепко стиснула зубы. А потом отвернулась от Малты. Она обращалась по-прежнему к Кефрии.
– Сестра, – ровным голосом проговорила она. – Права на корабль принадлежат только тебе. И только тебе решать, что с ним будет дальше. Удачный – это не Калсида, где у женщины отбирают все ее имущество и передают в исключительное распоряжение мужа. А кроме того, все вы слышали, как Кайл поклялся во имя Са отдать мне корабль, если я предъявлю корабельную рекомендацию, подтверждающую, что я – дельный моряк. Так вот, я привезла эту рекомендацию. И на ней печать живого корабля «Офелия». И капитан, и старпом этого корабля готовы свидетельствовать, вправду ли я способна командовать кораблем. Да, я не была дома почти год… Но вот какая мысль все это время была для меня главной: ни в коем случае не посрамить свою семью, но, наоборот, доказать, что я достойна взять то, что на самом деле должно было стать моим без всякого доказательства. Кефрия… – И в голосе Альтии появилась нотка мольбы. – Неужели ты не понимаешь? Я предлагаю тебе поступить так, как для тебя же самой будет легче всего. Отдай мне корабль. Так и Кайл сдержит свою клятву перед Са, и ты сможешь совершить справедливость. Я же даю тебе слово, но, если желаешь, могу дать и расписку: все, что я буду зарабатывать в плаваниях, будет принадлежать семейной казне. Себе я оставлю только необходимое для подготовки корабля к новому плаванию…
Малта с нарастающим испугом смотрела на мать. Она видела: слова Альтии поколебали ее. Малта уже хотела вмешаться, но тут Альтия сама себе подставила подножку.
– Неужели это так трудно? – спросила она. – Кайл, конечно, упрется, но все, что от тебя требуется, – это раз в
– Он мой муж! – выкрикнула Кефрия возмущенно. – Да, у него есть недостатки, и порой я на него очень даже сержусь! Но он не домашнее животное и не мебель, а часть моей семьи! Этой семьи!… К худу или к добру, а эта связь существует, Альтия! И меня тошнит от того, как вы с матерью с ним обращаетесь! Как с чужаком! Да сколько же можно! Он мой муж и отец моих детей, и он свято уверен в том, что все делает правильно и хорошо для нашего блага! Если вы ни в грош не ставите его самого, так уважайте хотя бы мои чувства к нему!…
– Да, – сказала Альтия. – Он-то, помнится, мои чувства ну так уважал…
– А ну-ка, прекратите! – снова вмешалась бабушка. – Вот этого-то я больше всего и боюсь! Что мы вконец перегрыземся, вместо того чтобы о семье думать!
Еще нескончаемое мгновение сестры мерили друг друга горящими взглядами. Малта изо всех сил прикусила язык. А как ей хотелось вскочить и заорать на весь дом, чтобы Альтия попросту убиралась вон! Да кто она вообще такая, если начать разбираться? Безмужняя, бездетная женщина. Сухая ветвь на древе семьи. И никакого понятия о семейных заботах: все только о себе да о своей выгоде. А следовало бы думать о Малте и Сельдене – ведь это на них больнее всего отзывались давние ошибки бабки и деда, плохо распоряжавшихся делами. Все же просто, ну почему никто этого не видит? А папа – единственный сильный мужчина, оставшийся в доме! И насколько разумно будут использованы остатки былых состояний, в первую очередь зависит, будут процветать или нищенствовать его дети. А значит, ему и все решения принимать! Ах, если бы только он был сейчас дома!…
Но, увы, его здесь не было. И Малта могла только быть его глазами и ушами, чтобы, когда он вернется, сразу узнал все. Все, что замышляли за его беззащитной спиной три женщины, слишком жадные до власти!…
Между тем бабушка протянула руки к обеим своим дочерям. Медленно, молча. И те, хотя и весьма неохотно, протянутые руки приняли.
– Так вот о чем я прошу вас, – тихо проговорила Роника Вестрит. – Пусть хотя бы пока наши ссоры не выйдут за пределы этих стен. Пусть внешний мир думает, что мы все заодно. Альтия, Кефрия… В отношении «Проказницы» все равно нельзя принимать никаких решений, пока она не вернулась в порт. Так давайте же хотя бы до тех пор сделаем то, чего мы не делали годами… Станем жить в этом доме как одна семья, станем прикладывать все усилия на общее благо! – Она поворачивалась то к одной дочери, то к другой. – Вы различаетесь между собой далеко не так сильно, как вам представляется… И, думается мне, стоит вам разок убедиться, какие горы могут свернуть ваши соединенные силы, и вам уже не захочется обращать их друг против друга. Да, каждая из вас стоит на своем, но можно же найти и множество моментов, по которым нетрудно достигнуть согласия… Вам стоит только заново узнать друг дружку, тогда и шагнуть навстречу будет не так тяжело!
Власть старухи над дочерьми казалась почти вещественной эманацией. В комнате воцарилась глубокая тишина. Малта явственно чувствовала, как обе силились возразить. Ни одна не желала смотреть на другую или на мать. Но молчание длилось, и вот сперва Альтия, а потом и Кефрия подняли глаза, поворачиваясь друг к другу. Малта до боли стиснула кулаки: глаза сестер встретились… и между ними что-то произошло. Что?… Вспомнили о согласии, царившем здесь когда-то? Задумались о долге перед семьей?… Так или иначе, что бы это ни было, оно заполнило зиявшую между ними брешь. Нет, на лицах не возникло умиленных улыбок, просто из глаз и сжатых губ ушло выражение смертельного упрямства. И вот уже Кефрия (предательница!!!) потянулась к сестре. И Альтия сдалась, принимая ее руку. А бабушка испустила глубокий вздох облегчения.
Круг семьи снова замкнулся.
И одна только Малта заметила, что ее-то в этот круг не включили.
В ее сердце разгорался холодный огонь, а Роника пообещала дочерям:
– Вы не пожалеете об этой попытке. Клянусь вам, не пожалеете.
Малта горько улыбнулась единственному зрителю – гаснувшему огню. Ничего. Она тоже дала кое-какие обещания. И сдержит их. Непременно!
ГЛАВА 12
ПОРТРЕТ «ПРОКАЗНИЦЫ»