Безумство храбрых. Бог, мистер Глен и Юрий Коробцов(изд.1971)
Шрифт:
— Тогда зачем ответственным за все делать меня, в то время как годами порядок здесь обеспечивали ваши представители? Вы знаете это лучше меня.
Теперь надолго замолчал генерал Зигмаль.
— У меня к вам вопрос: нельзя ли утром дать, как обычно, сигнал сирены выхода на работу? — спросил Лейт.
— Зачем это? — удивился генерал Зигмаль.
— Это обеспечило бы разделение заключенных по крайней мере на две части. А всякое разделение этой банды для нас выигрышно. Наконец, в цехах легче производить изъятие узников.
— Я подумаю об этом. В том, что вы говорите, есть
— Человек с листовками, которого мы арестовали, надо думать, знает все и о типографии.
Теперь молчали оба. Лейт демонстративно посмотрел на часы.
— Если у вас ко мне вопросов больше нет, я пойду к себе. Сейчас начнут доставлять арестованных.
— Желаю успеха.
Майор Лейт ушел. Генерал Зигмаль снова вернулся к карте:
— Как видно, прочной уверенности, что бунтовщики останутся без вожаков, у нас нет. Мы должны ориентироваться на худшее. Задача остается прежней — уничтожать по тысяче человек в сутки. Всего здесь около пятнадцати тысяч. По имеющимся данным, бунт они готовят примерно на десятое—двенадцатое апреля. В нашем распоряжении восемь—десять суток. Таким образом, против нас останется пять-шесть тысяч бандитов. Ничего особенно страшного. Давайте установим точно наши силы…
23
Уже третий день Отто прятался в пещере, в которой жил Баранников. Ему сбрили усы. Примелькавшуюся всем синюю выгоревшую брезентовую куртку сменили на лагерную полосатую, и не так-то просто было обнаружить Отто среди тысяч людей, которых страдания сделали так похожими друг на друга. Гестаповцы дважды приходили в пещеру и, медленно двигаясь среди спящих, освещали их яркими фонарями — искали Отто. Тем временем друзья готовили его перевод в санитарный бункер в качестве больного. Туда гестаповцы предпочитали не заглядывать вовсе.
В первую же ночь Баранников лег рядом с Отто, и они, прижавшись друг к другу, шепотом проговорили несколько часов.
— Раньше мы действовали по принципу: «Осторожность и еще раз осторожность»,— шептал Отто,— теперь наш девиз: «Осторожность плюс наступление». Пришло то время, когда мы в силах по крайней мере хотя бы остановить палачей. Над Берлином нависли ваши войска. Здесь у них на плечах американцы. Если мы выступим всей массой, палачи отступят. Не вести же им против нас войну, не до этого им…
— Но мы безоружны,— сказал Баранников.
Отто сжал его руку:
— Есть и оружие. Немного, но есть. Даже гранаты.
— А если они все-таки вызовут сюда войска?
Отто помолчал и ответил:
— Тогда умрем с честью, умрем в борьбе, как положено коммунистам.— Он подумал и продолжал: — Ты знаешь, они на днях убили нашего Тельмана. В Бухенвальде. Тайком. Убили и сожгли в крематории. Они сделали это, потому что дела их плохи и они нас боятся. А мы не боимся. Мы ежедневно выпускаем листовки о положении на фронте и о наших задачах. Во всех пещерах созданы комитеты действия. С нами много ваших замечательных товарищей.— Отто опять помолчал.— Хорошо, что ты здесь.
— Со мной еще двое, на которых можно положиться,— сказал Баранников:— француз и чех.
— Знаю. Француза
— Я был бы за него спокойней,— сказал Баранников.
— Тогда при первой возможности его перебросят сюда.
— Что нам нужно делать?
— На ближайшие дни задача одна — сохранять людей от гибели. О вашем месте в восстании тебе сообщат…
На другой день Отто перевели в санитарный бункер. Он ушел вместе с утренней сменой. Баранников видел, как в проходной штольне Отто и его друзья выбрались из потока и исчезли в боковом проходе.
Баранников вошел в цех и удивился тишине, которая там была.
— Нет тока, станки стоят,— сообщил Антек.
— А тебе очень хочется поработать? — невесело улыбнулся Баранников.— Смазывайте станки и будьте начеку.
Антек кивнул и вернулся к своим товарищам. В непривычной тишине слышался тихий говор. Но, казалось, сама атмосфера цеха была наэлектризована нервным ожиданием. Все думали об одном: почему снова завыла сирена, сзывая людей?
Вооруженные солдаты стояли у всех выходов. Затем в цех вошли эсэсовцы во главе с Дирксом. Он шагал впереди, размахивая пистолетом. Остановившись в центре, цеха, крикнул:
— Все стать лицом ко мне! Быстро!
Заключенные образовали неровную шеренгу во всю длину цеха. Диркс медленно пошел вдоль строя. За ним следовали эсэсовцы. Диркс вглядывался в лица заключенных.
— Три шага вперед,— командовал он, тыкая стволом пистолета в грудь заключенного, и тот выходил вперед.
Эсэсовцы двигались дальше. В числе отобранных оказался и Антек.
Баранников понимал, что эсэсовцы отбирают людей для расправы. Причем, отбирают просто так, кого заблагорассудится. Вскоре впереди шеренги уже стояло человек тридцать. Они тревожно оглядывались на товарищей.
Медлить было нельзя. Баранников шепнул товарищу Антека:
— Передай по шеренге: если наших поведут, всем быстро закрыть выход.
По шеренге точно ток пробежал. Баранников видел, как товарищ Антека украдкой взял со станка тяжелый гаечный ключ.
Отобранных окружили солдаты. Процессия тронулась к выходу.
Стоявшая во всю длину цеха шеренга сломалась, и сотни людей молча стремительно побежали к выходу и стали там плотной стеной. Это произошло так быстро, что процессия не успела остановиться и теперь оказалась в нескольких шагах от толпы заключенных.
— Товарищи, скорее к нам! — крикнул из толпы Баранников.
Обреченные разметали солдат и слились с толпой, которая мгновенно пропустила их внутрь.
Перед толпой возникла коренастая фигура Диркса. Нагнувшись вперед, он с детским удивлением смотрел на заключенных. В первую минуту он не был ни напуган, ни встревожен,он просто не верил своим глазам. Он, гастролировавший со своей «мельницей» по многим лагерям и перемоловший тысячи таких же, он, своими руками убивший сотни и привыкший относиться к своим жертвам, как к бессловесному стаду скота, впервые увидел их лица, глаза, сжатые кулаки.